Часть 2. Дракон Валахора.

Глава 1. Приморье.

Обломок мачты болтался, точно поплавок, подбрасываемый волной. Три человека, вцепившись в дерево сведенными от холода руками, безжизненно волочились за ним. Еще гуляли по водной шири следы недавнего шторма; но медленно море успокаивалось, переваривая принесенные ему жертвы.

К вечеру спасенные из моря открыли глаза, и самый сильный из них – Дахарт явно встречался с ним раньше, но не мог вспомнить, где, – даже вышел на палубу и заговорил с кормчим.

- Куда ты направляешься, спаситель наш? – произнес он на родном для Дахарта языке сьорлингов.

- Тебя интересует, где я могу высадить тебя и твоих спутников? – уточнил Дахарт. – Ближайшая земля – Ольхарт; туда мы и движемся.

Дахарт насторожился. Откуда спасенный мог знать, чем Дахарт занимается? Все-таки, они где-то уже пересекались в этой жизни.

- Я бежал на корабле из осажденного Тар-Семура – и мой корабль был потоплен флотилией Камангара, - продолжал спасенный. - Ольгарт вернулся под власть Кардракмаров.

Дахарт сумел, наконец, отвлечься от спутанных волос говорившего и от его заросшего вида, и понял: пред ним стоял сам Вогуром дан Хартаг, правитель Ольгарта.

Дахарт посмотрел на дана Вогурома. Тот облокотился на поручень, смотрел в море и лишь искоса следил за своим хозяином.

- Куда бы ты хотел, чтобы я доставил тебя? – спросил Дахарт, почтительно поклонившись.

- Я пробираюсь в Дивиану, - ответил Вогуром. – Ближайший путь туда лежит через Приморье. Если тебе не составит труда, измени свой курс и вернись к материку.

- Ну, что же, - Дахарт задумался. Приморье было довольно мало заселено, и появляться там он мог без опаски. Но просто так расставаться с дорогой находкой Дахарт не собирался. – Мы отправимся в Приморье. Но ты обдумай пока, может быть, тебя устроит и другой путь, более длинный, но и более спокойный: вдоль побережья, через Залив, до Иль- Фрама?

- Ты полагаешь его безопасным? – удивился Вогуром. – Да там же полно камангарских кораблей.

- Я не раз ходил им, и всякий раз ускользал от своих врагов, - поклонился Дахарт, разом став неимоверно почтительным.

- Ладно. Я подумаю. Давай направимся пока на южную оконечность Приморья.

(Из судового журнала Дахарта)

Согласившись служить Оттару, я поставил себя в очень странные условия. Впрочем, только этим я смог убедить его согласиться на требования горожан. В итоге переговоров Ольгарт получил подобие самостоятельности: на десять лет он освобождался от налогов, формальным его главой признавался Роннар Кардракмар, сын Оттара, а на самом деле всем распоряжался городской совет, и гарнизоны в городе и на рудниках набирались из жителей островов, а не присылались Оттаром. Горожане выторговали себе право не поставлять своих воинов в войска Камангара, но вынуждены были уступить право самолично разрабатывать рудники: береговые камангарцы входили на паях в состав владельцев рудников Ольгарта.

Город был довольно молодым, хоть место, в котором он возник, словно само напрашивалось, чтобы в нем основали поселение. Укрытое от ветров горами, он стоял по обоим берегам неширокой реки, через которую в центре города был перекинут арочный мост. Но из культурных достопримечательностей, кроме моста и вида на горы, в городе была только корчма, где порою собирались самые разные люди. А сейчас, в зимние холода, и вовсе стало нечего делать, кроме как сидеть в корчме, пить пиво и вести беседы под треск очага.

В корчме я уже вторую неделю вел по вечерам борьбу в увлекательную игру, известную у нас под названием “зернь”, а тут называвшуюся “Кулзес” - “крепость”. У нас в деревне, соответственно, “катали камни в гору”, сьорлинги же “строили башню и стены”. Увидев здешнюю игру, я не сразу узнал в ней давно знакомую, а, узнав, загорелся желанием сыграть.

Суть игры сводилась к тому, чтобы выстроить свою “гору” (“башню”) до определенной высоты или “срыть гору” противника. Для этих целей служила “зернь” - что-то вроде разменной монеты в игре, которую можно было менять на “камни” для “башни” или “стены” или на “удары” по вражеским “стенам” и “башням”. “Зернь” приходила в игре в каждый ход; сколько ее приходит – зависело от того, как игрок распорядился своим “доходом” в предыдущий ход. Кроме того, количество зерни, которое можно было использовать в ходу, и на что ее можно тратить, определялось специальными дощечками – “тарами”, как их тут называли; эти тары игроки вынимали поочереди из “кучи”, и перед использованием тару надо было выкупить. Бывали тары мирные – когда дешевле было достраивать свою башню – и военные, когда проще было разрушать вражескую. Не сыгравшая зернь отправлялась на весы; если вражеская половинка несколько ходов подряд перевешивала, тебе засчитывали проигрыш. Игроки изначально договаривались о ставке – какой “высоты” должна быть у победителя “гора” (“башня”), - и начиналась игра. Мы в качестве “зерни” использовали семечки подсолнуха, а люди солидные (мой нынешний противник, степенный пожилой хротар, был из их числа) держали специальные гладко обточенные мелкие камушки.

Были еще некоторые “бесплатные” дощечки, которые просто давали деревья и камни или били по противнику в ваш ход; в их использовании были местные тонкости, с которыми я не сразу разобрался, из-за чего был несколько раз поначалу разбит. Хротар – домовладелец в городе, - обрадованный партнером, сперва возгордился, что побил мага, но затем за гордость свою был наказан несколькими проигрышами, и игра пошла на равных.

Нынешним вечером, когда я вошел в корчму, мой постоянный противник был уже там. Увидев меня, он с азартом закоренелого игрока принялся раскладывать дощечки.

- Приветствую тебя, почтенный Эрнар, - я называл своего напарника сьорлингским именем, ибо, как я уже не раз упоминал, собственные хротарские имена слишком труднопроизносимы. И в том, и в другом языке его имя означало “камень”.

- Сегодня, почтенный маг, я намерен отыграться, - заметил Эрнар. – В прошлый раз начинал я, так что теперь ты ходишь первым.

Мы начали игру, не обращая внимания на других посетителей. Однако один из них, кажется, явно обратил внимание на нас. Я несколько раз оглянулся: высокий воин с двумя мечами, привешенными к поясу, в кожаных доспехах пристально изучал меня взглядом. Я на миг встретился с ним глазами - и на меня плеснула картина: ночь, отблески костра и одинокий воин, отбивающийся от летящих в него копий. Здесь был Тальн. Не знаю, почему, но я чувствовал, что не спроста очутился он в этой тихой корчме. Я сидел к нему спиной, но все время ощущал его взгляд.

Собеседник мой любил в процессе игры рассуждать обо всем на свете; вот и сейчас он завел речь о политике.

- Странное дело. На юге, где зимы почти нет, на время зимних дождей любые военнные действия затихают. А тут, на севере, хотя зимы у нас не в пример суровее, самый разгар военных событий. И, чувствую я – прости, уважаемый маг, но твой визит сюда навел меня на эту мысль – далеко не случайно Оттар отправил своего мага пережидать зиму в отдаленной провинции своего государства. Просто это место окажется самым близким к месту грядущих событий.

- Какие же события ты полагаешь грядущими? – спросил я, снимая очередной “урожай” с доски и краем глаза поглядывая на воина.

- Будет война.

- И с кем? – равнодушно спросил я, пытаясь затылком угадать, что делает Тальн.

- А кто, по-твоему, ближайший наш сосед, против кого Оттар может использовать мага?

- Я понимаю, - возразил я, - давно уже ведут речь о замышляемой войне Камангара с Кано Вером; но почему вы считаете, что обязательно должна быть война? Они же в союзе! Сейчас Оттар справился с внутренним врагом и вполне может заняться мирным развитием своей страны, и я – он прекрасно это знает – очень хорошо могу ему в этом помочь.

- Кто? Оттар? Мирным развитием? Да у него в куче все “тары” – военные! Он вообще не знает, что такое мир. Если Оттар занялся мирным развитием – значит, дела у него совсем плохи.

- Не могу сказать, что дела у него блестящи, - заметил я. – Я, помнится, рассказывал, как попал к нему на службу? Когда у правителя все в порядке, он нанимает мага, а не шантажом вынуждает его поступить на службу.

- Значит, он думает поправить свои дела с твоей помощью, - кивнул Эрнар.

- Об этом я и говорю, - я склонился над “тарой”, держа в горсти снятую “зернь”. – Три на доход.

- Логично, можешь себе позволить. А вот Оттар, - Эрнар снова понизил голос, - не может. А всем известно, что маги могут “оседлать дракона”.

- В каком смысле? – я замер над своей “башней”.

- В прямом. Думаю, Оттар отправит тебя в ближайшую гору, где, по преданию, обитает дракон. Шесть “мира”, - Эрнар вытащил очередную дощечку.

- Может быть, только я их ни одного не видел… А я ведь тебя опять побью, - заметил я с сочувствием. – Следи за весами.

- Посмотрим, - отмахнулся Эрнар. – Так что вот, помяни мое слово, придется тебе отсюда идти через горы в Сиярень.

- Я не прочь отправиться в Сиярень, - ответил я. – Все-таки, там живут мои соплеменники.

- И ты готов будешь с ними воевать?

- Ладно, - Эрнар покорно сбросил камень со своей башни и вытащил следующую “тару”. – Девять “мира”.

Он со вздохом уставился на весы. “Тара” была слишком ценной, чтобы пропустить ход, но выкупить ее он мог, только сняв “зернь” с весов, а те и так уже угрожающе клонились в мою сторону.

- Вот видишь, - заметил я. – Все время выпадает “мир”, а ты говоришь о войне.

- А ты, между прочим, даже мир используешь в военных целях, - ответил Эрнар. – У тебя пять в урожае, ты четыре снимаешь – и два раза меня бьешь, и все. Ладно, давай заново, - признал он свое поражение.

- Неужели Оттар не сказал, зачем он велел тебе тут сидеть? – продолжал любопытствовать мой собеседник, мешая дощечки. В прошлый раз я как раз рассказал, как я сюда попал, и Эрнар, как видно, из чистого любопытства, пытался угадать замыслы Оттара.

Я пожал плечами.

- Может быть, проверяет, как я переношу северную зиму. Начинай.

- Так вот тебе мой совет: если тебя пошлют в Сиярень искать дракона – не ходи. Его там нет.

- О чем я и говорил, - я спокойно выкладывал второй ряд “зерни”.

- Теперь нет. А когда-то был. Но там побывал один мой знакомый…

На сей раз счастье улыбнулось Эрнару. Сразу добившись преимущества надо мной в “урожае”, он сумел выкупить несколько ценных “тар” и, оторвавшись в башне, принялся меня бить, когда пошли тары военные. Но полной победы ему достичь не удалось, ибо посреди нашей игры дверь в корчму открылась, и вошли трое путников, с ног до головы облепленные снегом.

Хозяин корчмы бросился помогать гостям пройти к огню. Отклонив его помощь, они уселись тесной группкой на скамейке возле очага, рядом с тем одиноким воином, и принялись оттаиваться. И когда с волос и бороды их предводителя сошли сосульки, я с удивлением признал в нем бежавшего из осажденного Ольгарта Вогурома дана Хартага.

- Извини, Эрнар. Считай, что ты победил. Я прерву, с твоего позволения, нашу партию.

- То есть, ты собираешься сдаться? Но ведь твое поражение далеко не очевидно. Ты можешь еще усилиться в “урожае”, если повезет – снизить мой, и дождаться опять нарушения весов.

- Это – если повезет. А на судьбу рассчитывать опасно. Так что твоя взяла. Если ты проиграешь на этот раз, это будет несправедливо.

Эрнар, уже разошедшийся в игре и готовый к победе, с неохотою согласился прервать партию, и тут же сообразил, что мой интерес к пришедшим – не случаен.

- А кто это?

Я посмотрел на него. Произнесенное громко имя дана Хартага может привлечь внимание и слишком посторонних ушей, а потому я ответил уклончиво:

- Так… Встречались мы с ним раньше.

Я направился к скамье, где сидели дан Хартаг и его спутники. Следивший за мной воин приподнялся угрожающе, но я, не обратив на него внимания, встал перед Хартагом. Он с неохотою поднял на меня глаза – и тут же опустил. Потом, подумав, снова поднял, и встретился с моими.

- Ты считаешь, я бежал, подло вас бросив? Но ведь я же рассказал тебе о своих планах! Или, по-твоему, я должен перед тобой отчитываться в своих действиях?

- Хозяин! – окликнул я. – Позволь нам побеседовать в малой комнате.

- Конечно-конечно, - хозяин – полный хротар средних лет – пригласил нас в небольшую комнатку за перегородкой от общего зала. Туда слуга принес горячие закуски и кувшин пива.

- Ты ни в чем передо мной отчитываться не должен, - начал я. - А вот перед теми, кто остался на острове, как ты оправдаешься?

- Но ведь все кончилось благополучно, как я слышал! Так что здесь я в тебе не ошибся. Ты сумел договориться с Оттаром. Кто бы еще сумел, кроме тебя - не знаю.

- И теперь я сижу здесь, не зная, каких приказов мне ждать от моего хозяина, - кивнул я. – Ты считаешь – я этого и хотел?

- Не всегда нам приходится делать то, что мы хотим, - отвечал Хартаг.

- То есть, ты не хотел бежать, но тебе пришлось? Или тебя заставили?

- А ты считаешь, я должен был, как герой, до последнего сражаться за свободу Ольгарта? Но подумай, что произошло бы с горожанами, когда Оттар взял бы город? Их просто заставили бы снова платить налоги. А что бы Оттар сделал со мной? По меньшей мере, повесил бы.

- То есть, ты не веришь, что Ольгарт мог продержаться?

Вогуром покачал головой.

- Да ты знаешь ли, как было дело? Я уже много дней пытаюсь поднять на подмогу Ольгарту Кано Вера, а он, как последний осел, уперся в своем намерении одолеть Йострем. А ведь Камангар просто напрашивается, чтобы Дивиана его побила! На этой границе Оттар не держит почти никаких сил, все стянуты к югу и к Ольгарту. Вот еще увидишь, я сумею убедить Кано Вера, я только для того и ушел с Ольгарта; и если бы проклятый Роннар мне не помешал, уже сейчас рати Кано Вера высаживались бы на землях Камангара.

- Насколько я знаю, обычно хитроумными рассуждениями прикрывают обыкновенную трусость.

- Ну и что? А тебе никогда не было страшно?

- Ты понимаешь… Смешна – и осуждаема – не глупость, а потуги глупца казаться умным. И не трусость осуждается людьми, а нежелание в ней признаться. Что мешало тебе собрать совет, и сказать им: “мне грозит гибель, поэтому – отпустите меня, я слагаю с себя полномочия правителя”. Зачем было бежать ночью, тайно, даже после того как я сказал, что не смогу возглавлять правление острова?

- Разве ты не знаешь, как ведут себя люди на совете? Там каждый глупец как раз и строит из себя умного, а трус – храбреца, прикрывая свою трусость высокомудрыми рассуждениями об осторожности! Заикнись я о своем намерении – и каждый бы счел своим долгом начать меня уговаривать остаться, убеждая, что никто лучше меня не сможет защитить город, тогда как на самом деле каждый просто боится ответственности, которую могут взвалить на него лично!

- А вот ответственности стоит бояться, - заметил я. – И не брать ее слишком много, если не справишься. Зачем ты сейчас говоришь об этом, если год назад ты говорил членам совета совсем другое? Зачем тогда ты убеждал их в необходимости борьбы? Зачем просил дать тебе убежище, зачем говорил о своей непримиримой вражде с Оттаром – если потом сам вступил с ним в тайные переписки?

Вогуром вдруг помрачнел.

- Значит, ты нашел то письмо. Я-то думал, что сжег его, но, видно, сильно торопился. Ну, что же, ты можешь мне не верить, я уже сказал тебе: у нас были разные ставки. Ты вообще ничем не рисковал в нашей войне, горожане рисковали только свободой, а я – головой. Согласись, без головы трудно быть свободным?

- Да, - подтвердил я, только имея в виду нечто иное. – Без головы очень трудно быть свободным. Ну, я не имею права тебя судить, однако не мог не высказать, что я думаю по поводу твоих действий.

Я вернулся в зал, к своему партнеру. Тальн, сидевший у огня, исчез. Эрнар вновь принялся мешать “тары”.

- Ну, что, поговорили?

Я молча кивнул. Говорить не хотелось. Эрнар, не обращая внимания на мою задумчивость, продолжил прерванные рассуждения, когда снова в нашу игру вторгся приход посетителей.

На сей раз это были камангарцы, и, судя по дорогим плащам, к которым не приставал снег, - из знатных. Дан Вогуром выглянул из малой комнаты – и застыл. И Эрнар, увидев гостей, тоже вдруг прикусил язык. Я перехватил взгляд Вогурома: в нем была только молчаливая просьба.

Гости прошли к стойке и спросили горячего вина. Один из них оглядел зал – и решительно направился к нам.

Эрнар, вдруг припомнив все свои смелые речи, побледнел, явно решив, что явились за ним. Я поднялся навстречу гостю, наконец узнав его: это был Орлав, тот самый посланник Камангара, что вел переговоры с Верондом на Иль-Бьоне.

- Я за тобой, - приветствовал он меня. – Меня послал Оттар, велев напомнить, что ты обязался выполнять его повеления.

- Я не спорю, - кивнул я. – Только поначалу мне было велено дожидаться его здесь.

- У него изменились планы. Мой повелитель ожидает тебя в своей столице, куда приказал прибыть как можно быстрее. Если тебя здесь ничто не держит, то следуй за мной немедля.

- Неужели столь знатный человек, как ты, теперь выступает в роли всего лишь гонца от правителя к какому-то магу? – не поверил я. Орлав улыбнулся.

- Ты, конечно, догадался верно, но о прочих моих поручениях тебе необязательно знать. Скажем так: по пути мне было приказано захватить тебя, дабы ты не скучал в дороге и не очень задерживался.

Мы быстро ехали на низкорослых мохноногих лошадках по зимним горным дорогам, которые хротары умудрялись поддерживать в порядке. В дороге мой спутник поведал мне, что заставило Оттара внезапно бросить все и устремиться в свою столицу, откуда тянулись нити управления государством.

Эрнар угадал верно: назревала война с Кано Вером. Как уже проговорился Вогуром (я даже не простился с ним, дабы ненароком не выдать его, зато с Эрнаром попрощался от души), Кано Вер начал войну с Йостремом и основательно в ней увяз.

Поначалу казалось, что у Кано Вера нет никаких шансов на победу: Даронд с отрядами хротаров обложил его крепость на Нандире, а Веронд отправил свою гвардию в тыл Кано Вера, морем, через Залив, в земли Иль-Фрама и Люди, оставшиеся почти без прикрытия. Однако Кано Вер не зря стяжал славу отважного полководца.

Бросив свою крепость в Серебряных горах, правитель Дивианы неожиданно объявился в Гиблом Кряже, броском преодолев степные пространства Валахора, и осадил город в Иль-Бьоне. Веронд тщетно пытался просить помощи у Оттара; тот вполне законно отвечал, что “не имеет выхода к морю и потому не может ничем помочь Йострему”. Веронд успел все-таки собрать ополчение Иль-Бьона, числом превосходящее войско Кано Вера, но у ополчения не было ни желания, ни умения воевать, а потому не удивительно, что дружины Кано Вера разгромили своего противника. Веронд бежал на Золотой Остров. Десант же хротаров, посланный Верондом в Людь, попал в засаду, орагнизованную местными ильвами, и был перебит лучниками Иль-Фрама.

На Южном направлении дела Кано Вера складывались не так успешно. Даронд занял его крепость и вторгся в Иль-Фрам. Однако, разрушив рудник на Лысой горе, хротары Йострема вынуждены были прекратить свое продвижение, столкнувшись с объединенными силами ильвов из Иль-Фрама и севинов из Трегорья, издавна поддерживавших тесные связи. Вскоре Дивиана выправила положение и здесь, и крепость в Нандире вновь перешла под контроль Кано Вера, так что войска Йострема оказались зажатыми в Валахоре.

Но с появлением Кано Вера в Иль-Бьоне (бедный Иль-Бьон!) утратил силу договор Оттара с правителями Йострема, и Оттар стал усиленно готовиться к освоению Золотого острова - когда выяснилось, что у Кано Вера на этот счет другие планы.

Глава 2. Цель и способы ее достижения.

“Третий хранитель Престола Йострема Даронд – Первому Хранителю Аронду.

Мои люди сообщают, что Веронд, проиграв битву у Рондирера, начал тайные переговоры с Кано Вером. Он готов уступить ему Валахор, если тот позволит Веронду удержать за собой Иль-Бьон как независимое владение.”

“Аронд – Даронду.

Только и разговоров было в столице, что о готовящейся войне между Камангаром и Дивианой. Потому лишь краем уха я услышал, как передавали о “внезапной смерти Хранителя Веронда”.

- Что? Что произошло? – я попытался схватить за руку пожилого сьорлинга, рассказывавшего об этом.

- Да, разное говорят, - сьорлинг с достоинством освободил свой рукав от моей ладони. – Кто говорит – объелся за обедом, а кто говорит: от стыда покончил с собой. Вроде как отравился.

До дворца Оттара я шел как в воду опущенный. Веронда, полного сил и жизнерадостности, мертвым представить не получалось. И я все чаще начинал себя корить, что отказался быть его личным магом: будь я при нем, кто знает, быть может, все сложилось бы по-иному. Хотя, возможно, это говорило во мне излишнее самомнение. В последнее время, когда большинство задуманного мне удавалось, я начал подозревать, что являюсь особенным, исключительным; а это всегда плохо влияет на характер человека. Разумом я мог сколько угодно твердить себе, что я – такой же, как все, но поверил бы я только, случись со мной что-нибудь очень нехорошее. И тогда слава Творцам, что меня не было рядом с Верондом, ибо не сумей я ему помочь – корить бы себя пришлось гораздо сильнее. И все-таки меня не оставляла уверенность, что при мне этого бы не случилось.

Дворец Оттара трудно было назвать дворцом. Он жил в доме, построенном по обычаям предков. Когда Отан, отец его, перенес столицу с юга ближе к исконным местам обитания сьорлингов, он не стал отягощать себя роскошью, оставшейся в теплых землях, и воздвиг добротный бревенчатый дом с огромным главным залом и несколькими боковыми помещениями для слуг и дружины. Позднее вокруг этого дома наросли всевозможные служебные здания, поселились пришедшие с правителем воины и слуги, и начал созидаться город.

- Это хорошо, что ты пришел, - встретил меня Оттар в своей главной зале. – Думаю, пора тебе заняться делом.

- Я думал, ты поручишь мне дело в Приморье, - отозвался я.

Оттар изучающе на меня посмотрел.

- Ты мне будешь куда более полезен в Йостреме.

- Что я должен буду делать?

Вместо ответа Оттар стал спрашивать меня сам.

- Что вам рассказывали про драконов?

Я улыбнулся, вспомнив про себя Эрнара:

- Неужели такой образованный человек, как правитель Камангара, верит в сказки про драконов?

- Еще я верю, что маги способны его приручить и поставить себе на службу. Скажешь, вас этому не учили?

- Ну, посуди сам, - я подошел к стене и углем нарисовал на ней изображение, отдаленно напоминающее дракона, как его описывали легенды. – Если верить преданиям, дракон один мог разогнать целое войско, по крайней мере, отряд в несколько сотен человек. Значит, размеры у него должны быть куда побольше, чем у коровы. А ты представляешь, какие должны быть крылья, чтобы поднять эту тушу в воздух? И как часто он должен ими махать?

- Я не силен в подобных вычислениях, - ответил Оттар. – Мне просто нужен дракон. Ближайшая гора, где, по преданию, водились драконы, лежит в Йостреме, в Валахоре - это Серая гора. Ты должен будешь отправиться туда и приручить дракона Серой горы.

- По преданию, - ехидно напомнил я, - ближайшая отсюда гора, где водились драконы – та, у подножия которой расположилась твоя столица.

Оттар помолчал, точно надеясь, что я сам догадаюсь, почему он не посылает меня сюда, к себе под бок.

- Нет, - возразил он на мой незаданный вопрос. – Не потому, что боюсь за столицу. Просто я спускался в пещеры этой горы. И не нашел там дракона.

- Ты полагаешь, мне повезет больше?

- Никто не мешает нам попытаться, - отвечал Оттар. – А больше мне рассчитывать не на что.

Я полагал, что подобное признание требует пояснений, и Оттар, как ни странно, согласился их дать.

- Как ты думаешь, кого из нынешних правителей я более всего опасаюсь?

- Кано Вера, я полагаю, правителя Семиградья.

Оттар покачал головой.

- Кано Вер талантливый полководец, но он помешан на вопросах чести, а потому весь как на ладони. С ним ничего не стоит договориться, и даже как враг он не слишком опасен, ибо не пойдет на недозволенные или нечестные средства. Нет, более всего я опасаюсь самого дальнего своего соседа, дана Атрана, правителя Бросс Клагана. Боюсь, пока мы выясняем отношения с Вогуромом, с Йостремом, с Кано Вером, он придет и заберет все.

- И как же я могу помочь тебе против него в Йостреме?

- Есть две вещи. Первая: сейчас Бросс Клаган активно помогает Йострему в борьбе с Кано Вером. И все-таки, несмотря на наши напряженные отношения, я предпочел бы иметь соседом этого доблестного семура, чем торговцев Клагана или хитрых дипломатов Йострема. Так что, по мере возможности, постарайся противодействовать планам Бросс Клагана.

Я склонил голову в знак того, что понял свою миссию.

- И вторая – дракон. Да, я знаю, отряд хорошо вооруженных и обученных воинов сильнее даже дракона, - но теперь мне негде взять этих воинов. Раньше я получал их через земли Кано Вера, теперь же этот путь закрыт... Ступай.

Я уходил, оставляя Оттара в неведении, что Вогуром, его недавний противник, которого он полагал утонувшим – жив и готовится к борьбе под знаменами Кано Вера. Правда, быть может, это у меня были устаревшие сведения, а Оттар прекрасно знал о судьбе Вогурома, и несчастный дан давно уже попал в засаду, устроенную камангарцами. Ведь не спроста появился в Приморье Орлав. Мы ушли; а кто знает, что стало с даном Хартагом после нашего ухода? Быть может, добраться до Кано Вера ему так и не довелось.

В конце зимы я выступил пешим путем на юг. Довольно быстро миновал я обжитые сьорлингами земли Наваррии и вступил в Велигорье -– горную страну, тянущуюся на много дней пути во все стороны.

Велигорье – это изначальная вотчина хротаров. Три земли были заняты с самой древности: ильвами – Иль-Фрам, токомурами – Великие равнины (куда лежал сейчас мой путь), и хротарами – Велигорье.

Помнится, в школе магов мы однажды заспорили, что заставило хротаров жить в горах. Одни считали, что те изначально там родились и всегда жили, другие же – что их туда загнала нужда и преследования ильвов. У меня тогда было особое мнение, которого я придерживаюсь и по сей день, особенно - поближе познакомившись с хротарами. Нам, жителям равнин, кажется, что по доброй воле в горах жить никто не захочет, но я уверен, что если хротары не изначально жили в горах, то загнать их туда могло только их неуемное любопытство.

Несмотря на то, что Велигорье составляют огромные горные хребты, вокруг меня простирались зеленые луга и поля, лишь изредка прорезанные глубокими – такими, что дух захватывало, если заглянуть в них – ущельями, где на дне журчали речки. Немыслимое количество всевозможных приспособлений помогало хротарам удерживать снеговую воду на полях, поднимать полив на невероятную высоту и спасать слабый слой почвы на голых камнях от сильнейших ветров, что обрушивались на горы. Трудно поверить, что создавать все это хротары научились от нужды.

Из полей порой доносились спокойные и мелодичные, но несколько заунывные песни хротаров.

Крепостей в Велигорье не было – оно само представляло одну огромную естественную крепость. И потому я был очень удивлен, когда увидел чуть в стороне от дороги вросшее в землю (или, скорее, выросшее из земли) здание, обнесенное массивными стенами. От кого могли ограждаться жители, забравшиеся так высоко в горы, я не мог придумать, а потому решил полюбопытствовать у самих жителей.

Возле дороги росли раскидистые деревья; до этих высот как раз добралась весна, и деревья стояли, скрытые зеленой дымкой. И вот, на одном из деревьев я заметил человека, забравшегося в самую гущу ветвей. Сперва мне показалось, что он подстригает ветки – у садовников существует поверье, что после этого ветки начинают гуще расти, - но, подойдя ближе, я со все возрастающим удивлением обнаружил, что он просто срывает с веток набухшие почки и молодые листья.

- Прости, не будет ли нескромностью спросить тебя: ты что делаешь?

- Обрываю листья, собирающиеся распускаться, - ответил тот, не задумываясь.

- Зачем? - вопрос мой не отличался оригинальностью, но сдержаться я не мог, ибо при всем желании не придумал смысла подобного занятия.

- А почему бы и нет? – ответствовал тот бесстрастно. – Какая разница, как именно ты будешь проводить свое время? Кстати, советую присоединиться – вон, рядом есть еще одно дерево.

- Не всем под силу заниматься подобной бестолковой деятельностью, - покачал я головой почти с восхищением.

Он с видимой обидою слез с дерева.

- Нет, - ответил я, сдерживая улыбку. – Но любой деятельностью легче заниматься, если видишь, что куда-то продвигаешься, а не бегаешь кругами на одном месте.

- Мир все равно круглый, спроси у любого хорошего морехода из сьорлингов – так что, куда бы ни шел, вернешься в то место, откуда вышел. Чем дальше ушел – тем быстрее вернешься!

- Ага; а чем выше залезешь – тем быстрее будешь падать, - поддакнул я. Он посмотрел на меня с некоторым недоумением, явно не понимая: подтруниваю я над ним или говорю серьезно.

- Совершенно верно. Так что тебя не должно волновать, движешься ты куда-нибудь или нет: идет все своим чередом – и пусть идет. Хоть сто раз пробегись по одному и тому же месту.

- Но хотелось бы все-таки знать, куда бежишь.

- Это от нашего дурного желания заглядывать вперед. Какая тебе разница, что будет? Живешь – и живи, и наслаждайся тем, что есть, а не тем, что будет.

- Все в этом мире преходяще, - отозвался он. – Все когда-нибудь заканчивается.

- Я бы предпочел играть в “зернь”, чем обрывать облетающие листья!

- Это говорит только о беспокойности твоего ума, видящего разницу между этими двумя занятиями. А на самом деле, все это – одно и то же. И если ты занимаешься занятием, на первый взгляд бестолковым, но с радостью и любовью – смысла у такого занятия куда больше, чем у самой нужной деятельности, выполняемой по обязанности и без души.

Кажется, я столкнулся с представителем довольно часто встречающегося у хротаров направления, название которого на наш язык можно перевести как “путь воды” – “ли-ронд”. Его последователи как раз и учили заниматься всем, что только ни приходит на ум, с любовью и тщательностью, не задумываясь о том, что будет в результате твоей деятельности. Иногда недовольные подобными проповедями селяне из окрестных деревень - которым как раз всегда приходилось думать, как прожить следующий год и что выйдет из их поступков - пытались побить незадачливых проповедников; и, хотя по основе учения, сами побои они должны воспринимать радостно, однако последователи учения на всякий случай селились за крепкими стенами.

- Что же, желаю тебе успеха в твоей деятельности.

- Спасибо; но успех мне совершенно не важен, - поклонился хротар.

Я отправился дальше – и успел заметить, как он снова залез на дерево. Кто его знает, может быть, это я чего-то не понимаю. Ведь, если вспомнить, в детстве мы играли в игры отнюдь не из желания выиграть (хотя проигрывать, кончено, было неприятно) – нам просто нравилось то, что мы делаем. И к чему быть озабоченным какой-то целью, если из-за этого упускаешь многое из прекрасного, случающегося сегодня? Магам, кстати, очень не рекомендовали расстраиваться, огорчаться, переживать, считая, что это сильно нарушает природные потоки сил; однако озабоченность и искренние переживания – это две совершенно разные вещи, и без второго, как мне кажется, жизнь наша сильно обеднеет. И хотя с возрастом нам все сложнее заниматься бесцельной деятельностью, эти люди, залезающие на деревья просто потому, что им так захотелось, не так уж не правы. Я вспомнил о неуемном любопытстве хротаров и улыбнулся: данное учение им как нельзя больше подходило.

На двадцатый день пути я спустился с Велигорья к Заливу. Отсюда путь мой пролегал через море. Побережье было пустынно. Оттар честно держал слово, данное Йострему: его кораблей в Заливе не было, и мне пришлось довольствоваться небольшим рыбацким суденышком, плывущим к Золотому острову, где проходящие мимо корабли брали воду.

Не скажу, что я сильно огорчился необходимостью задержаться на Золотом острове. Тень Веронда не давала мне покоя, и там я надеялся выяснить, что же произошло на самом деле.

На острове продолжалось все то же запустение, которое царило тут год назад. Немногочисленные слуги, последовавшие за Верондом в изгнание – среди них я не встретил никого из тех, кто ближе всех терся возле Второго хранителя год назад, - до сих пор жили здесь, в крепости, где несколько помещений были восстановлены на скорую руку. Конечно, минуло уже три месяца, и вряд ли можно было обнаружить то, что не удалось найти по горячим следам. Разумеется, тот, кто совершил убийство – а что это убийство, я почти не сомневался, несмотря на уверения слухов в случайной смерти Веронда – давно уже покинул остров, но вот выяснить, кто послал убийцу, может быть, еще можно.

- И что – из Йострема никто не приезжал, чтобы установить причину смерти правителя? – спрашивал я старого слугу, еще более постаревшего со дня смерти хозяина.

Тот печально развел руками.

- Кому сейчас до этого? Там идет война, и у правителей хватает заботы и без нас.

- Хорошо. А до смерти твоего хозяина кто-нибудь приезжал?

Слуга задумался.

- Много разных людей приезжало, но все – оттуда, - он махнул рукой на север, в сторону побережья Камангара.

Видимо, Веронд в последние дни вел активные переговоры с Оттаром. Убийца мог затесаться среди рыбаков, или среди посланнков Камангара…

- Ты точно помнишь, что в тот вечер он ужинал один?

- Да, один. Сидел, я ушел за вторым блюдом, и вдруг он вскрикнул так страшно, что я еще в коридоре выронил блюдо. А когда прибежали мы, он уж не дышал.

- Он лежал на полу?

- Нет, на столе. Уронил голову на руки и не шевелился. Можно было даже подумать – он спит, только вот не дышал.

- И никаких ранений, ничего на теле не нашли?

- Да вот как уснул, я же говорю! Лежит тихо, спокойно, и лицо еще румяное.

Раз никто из Йострема не приезжал, значит, все грамоты и письма Веронда должны быть здесь. Помня о хорошем ко мне отношении Второго хранителя, слуга позволил мне осмотреть бумаги хозяина, но осмотр ничего не дал. Правда, одно письмо – даже не письмо, а набросок – показался мне любопытным: в нем Веронд говорил о возможности отделения Иль-Бьона, ближайшей к нам земли, и соседнего с ним Валахора, от Йострема. Кому он собирался отправить это письмо, отправил ли и вообще зачем о таких вещах было кому-то писать, я так и не понял.

Засидевшись в задумчивости, я не заметил, как подступили сумерки. Не страдая предрассудками насчет ночлега в комнате, где случилась смерть человека, я улегся на полу. Сон мага всегда довольно своеобразен, ибо это не полная отрешенность, а скорее некая отвлеченность от внешнего мира и сосредоточенность на мире внутреннем. Но сегодня меня посетило странное видение. Я вдруг увидел Веронда, сидящего за столом, и в комнате хоть и были сумерки, но еще достаточно светло. Веронд сидел и не замечал меня, задумчиво черпая ложкой похлебку из миски.

Дверь неслышно отворилась. Веронд попытался вскочить, но вошедший человек скользнул к нему и вдруг пальцами ударил его в шею. Вскрикнув, Веронд захрипел и повалился лицом в стол; а человек повернулся ко мне.

Я услышал грохот в коридоре: должно быть, это слуга уронил поднос. Сейчас гость должен был исчезнуть, пока слуга будет в замешательстве; но вместо этого убийца направился ко мне. И тут я понял, что не сплю, и гость на самом деле стоит передо мной, готовый к прыжку.

Единственное, что я успел сделать – это перекатиться ему навстречу. Он приземлился там, где я только что лежал, и вновь развернулся ко мне.

- Так вот чему учат у “поклонников воды”, - усмехнулся я, поднимаясь. Передо мной был тот самый хротар, что поучал меня, как вредно стремиться к какой-то цели, важно получать удовольствие от собственной деятельности. Он не отвечал, и лишь по вспыхнувшим в воздухе тонким линиям я понял, что в меня были брошены смертельные снаряды. Когда я успел раскрутить свой Круг и сбить летящую смерть, я не заметил; а убийца обнажил кинжал и устремился ко мне.

С грохотом опрокинув на него стол, я обратился в бегство. Стол на пути убийцы задержал его не больше, чем легкий бугорок, но когда он ударил кинжалом, клинок пронзил полу моего долгого одеяния, не задев тела – и запутался в складках.

Обмотав кинжал одеждой, я обезоружил противника; но, не страдая излишней самонадеянностью, опять отступил, зная, что у того наверняка в запасе еще немало подобных штук. И оказался прав: едва я качнулся в сторону, как возле моей шеи прошел тонкий полудиск, зажатый нападающим в левой руке.

Отмахиваясь отнятым кинжалом, я отходил к двери, надеясь выбраться в коридор; противник мой замер на миг – и, почуяв неладное, я успел упасть на одно колено: надо мной пролетела тонкая цепь, ударилась в косяк двери – и тут же рванулась обратно.

Хотелось надеяться, что самые смертносные свои снаряды он уже использовал, и теперь мне угрожали только его руки. Если он убил Веронда одним прикосновением, мне вряд ли повезет больше; но против рук я мог обороняться. Отступать противник мой не собирался; он вновь прыгнул ко мне и – я сам не понял, как – насадился на собственный кинжал, выставленный мною от страха.

Я выскочил в коридор.

- Сюда! – окликнул я слуг, суетящихся во дворе. Потом, сообразив, что, раненый, он вряд ли мне причинит большой вред, я вернулся к нападавшему.

Дела у того были совсем плохи. Кинжал располосовал ему всю грудь, и кровь широким потоком заливала пол. Я попытался остановить кровь, но заметил, что лучше раненому не становится, и понял, что клинок отравлен.

- Что же ты так? – участливо спросил я, но тому были уже не нужны мои соболезнования. Он стремительно уходил из жизни, и мне оставалось только догадываться, случайной была наша первая встреча, или он уже тогда послан был следить за мной.

Наконец, раненый замер, запрокинув голову, и стеклянные глаза его уставились в потолок.

Вокруг меня собирались слуги Веронда.

- Это он убил вашего хозяина, - заявил я уверенно. – А теперь пришел за мной, ибо я узнал его.

Так, или не так все было – теперь оставалось тайною. Вряд ли только потому, что я заинтересовался смертью Веронда, послали ко мне наемного убийцу. А вот теперь я многое понял в “ли-ронде”. Им ведь была не важна цель занятия, и даже если целью работы была смерть человека, они с удовольствием брались за нее, ибо в ней можно было испытать свои собственные возможности. Так что не только от соседних крестьян защищали поклонников ли-ронда крепкие стены; и теперь становилось понятным, откуда у них средства к существованию, если они не желают думать о своем будущем и пахать землю или выращивать скот. Интересно, сколько ему заплатили за смерть Веронда? И, главное, кто?

Не менее, а даже более этого, меня интересовал вопрос, кто заплатил за мою смерть? Что ему известно о моем пути и кого он еще пошлет за мной? Я пожалел, что в свое время мало уделял внимания тем навыкам, которые известны как “боевая магия”; видимо, теперь придется ее вспоминать.

Раз против меня и Веронда использован был один и тот же убийца, скорее всего, за ним стоит и один человек. Если, конечно, это был не единственный мастер своего дела на все Призаливье (а у меня были основания подозревать, что не единственный). А тогда… Я вспомнил предупреждающие слова Веронда: “для тебя Ольгарт – самое безопасное место”. Тогда дело до наемного убийцы не дошло. Теперь я основательно перешел кому-то дорогу. И начал догадываться, кому.

Что же, тем страннее будет направиться прямо в Валахор, поближе к противнику. Больше на острове меня ничто не удерживало, и утром я отплыл в сторону узкой полоски прибрежной земли, где Валахор выходит к Заливу.

3. У подножия Серой горы.

Хотя я и понимал, что вступаю в места, пострадавшие от недавней войны, но по рассказам Веронда представлял себе Валахор неким средоточием культуры, обустроенности и заботы о каждом подданном. Действительность меня основательно разочаровала. Дороги лежали необустроенными, а жители, вместо того чтобы наводить у себя порядок, занимались междоусобными дрязгами. В мелких городах и селениях, а, по слухам, и в самой столице - всюду в Валахоре ловили “сообщников” Веронда, якобы собирающихся предать землю в руки Кано Вера. Как видно, письмо, черновик которого я видел, попало в руки не тому, кому следует. В сообщники могли записать любого, когда-либо общавшегося с Верондом, а теперь имевшего несчастье кому-то не угодить. Меня пока не трогали, а я все ждал, когда встречу кого-нибудь, кто меня узнает – и побежит доносить.

Ночевать я предпочитал в поле, подальше от жилья, и торопился дойти до Серой горы. Может быть, я не очень верил в драконов, но теперь уже искренне хотел, чтобы они были: кто осмелится подойти к человеку с ручным драконом?

Серая гора, высящаяся на горизонте, с каждым днем приближалась. Всюду попадались руины домов, обгорелые остатки деревень – явные следы недавней войны; и вдруг посреди поля я встретил толпу людей, деловито занимающихся его размежеванием. Посреди толпы различался важный человек, отдававший указание нескольким своим слугам; а большинство народу стояло чуть в стороне и покорно смотрело за его действиями.

Услышав от собравшихся селян знакомую севинскую речь, я подошел ближе.

- Тут нет и пяти сылов, - говорил важный, рассматривая узлы на веревке, поднесенной одним из его спутников. – А вы требуете цену как за десять.

- А, может, у тебя веревка неправильная? – предположил один из севинов. Важный повернулся к нему:

- Ты что, хочешь сказать – я нечестно играю?

- Нет, ну мы же с вами мерили? – повернулся севин к своим. – И было десять.

Селяне зашумели в поддержку.

- Опять будем мерять? – недовольно произнес важный. – Вы не верите мне, я – вам; нет, так дела не делаются.

- Тогда давай еще кого-нибудь попросим, - предложил старший из собравшихся севинов.

Они повернулись ко мне.

- Ну, нет, - увидев мою круглую физиономию, замахал руками важный. – Это тоже из ваших, хоть и маг, он конечно, намеряет в вашу пользу.

В это время из кустов появилось двое хротаров, неспешной походкой направляющиеся в сторону деревни.

- О! – обрадовался старший севин. – Вот у них-то точно будет честно.

Важный как-то скис, но возражать не стал.

- Мил человек, - поклонился старший первому хротару. – Рассуди нас. Приехал из Бросс Клагана этот татаг и хочет купить у нас участок земли, чтобы на ней скот разводить. И вот никак мы не можем решить, сколько земли в этом участке: по-нашему выходит, в длину десять сылов, а у него – пять.

- В два раза никакой веревкой ошибиться нельзя, - покачал головой хротар.

- А если они разной веревкой меряют? – предположил второй. – У одних чуть короче, у других чуть длиннее, потом каждый округляет в свою пользу, вот и получают такую разницу.

- Пошли, сами перемеряем, - предложил первый.

- Где края участка? – спросил второй. Двое севинов отправились показывать, остальные сгрудились и ждали итогов.

Вернулись хротары несколько озадаченными.

- В общем, у нас получилось двенадцать черов, а в сылы вы сами переводите.

- Я прекрасно знаю ваши меры длины, - обрадовался татаг. – Двенадцать черов будет как раз пять сылов.

- Извини, - вмешался я. – Насколько я знаю, один хротарский чер – это сто их шагов, а один сыл – это перелет стрелы. Ты хочешь сказать, наши стрелы летают на двести с лишним их шагов?

- Так ведь сыл – это полет стрелы у среднего лучника, а у такого от силы шагов сто наших и, как раз, шагов сто двадцать хротарских, - заключил я.

- Умные все больно, - возмутился татаг. – Я сколько лет торгую с самыми разными народами, знаю, у кого что сколько весит и стоит, а какая-то деревенщина меня будет учить.

Между тем появились еще несколько хротаров и, увидев двоих, пришедших первыми, тоже направились к нам.

- Вас куда послали? – напустился один из вновь подошедших на первых двоих. – А вы где торчите?

- Да вот, - хротар растерянно указал на меня и татага. – Вот маг говорит, что в сыле сто двадцать наших шагов, а татаг – что двести.

- Так взять да замерить, - решительно заявил пришедший.

- Чур, стрелять будут мои люди, - потребовал татаг.

- Но из нашего лука, - настаивали севины.

- Ладно, несите.

Выбрав самого здорового своего охранника, татаг вручил ему принесенный севинами лук и указал на конец поля. Все замерли. Под общий вздох стрела ушла в воздух и упала где-то у кустов.

- Пошли искать, - позвал стрелявший.

- Погодите. Искать будем мы, - объявил старший из хротаров.

Вскоре стрела отыскалась, и хротары принялись мерять шаги.

- У меня сто сорок, - объявил один.

- У меня сто шестьдесят два! – гордо сказал второй.

- У меня вообще сто семьдесят, - признался старший хротар. Он был самый низкорослый.

- Вот, это почти двести, - поспешил сказать татаг.

- Извини, но ты выбрал самого здорового стрелка! – возмутился старейшина севинов.

- А вы подсунули самый гнусный лук! – не остался в долгу татаг.

- Если взять в среднем, то сто пятьдесят, - закончил подсчеты старший хротар.

- Это ближе к ста двадцати, - почесал в затылке первый хротар.

- А по-моему, к двумстам, - отозвался его спутник.

Пока длились споры и вычисления, к нам стали подходить новые и новые хротары и присоединяться к спорам. В конце концов, они едва не подрались между собой, выясняя, куда ближе сто пятьдесят, к двумстам или к ста двадцати, и самим севинам и людям татага пришлось их разнимать.

- Так до вечера будем спорить, - начинал горячиться и татаг. – Плачу как за пять сылов, и все, это мое последнее слово.

Шуму становилось все больше, и вдруг народ смолк, а через ряды хротаров прошел высокий сероглазый человек в темном плаще.

- Ты кто такой? – с удивлением воззрился на него татаг.

- Запоминай, - неторопливо произнес пришедший. – Меня зовут Кулг На Гасш.

- Ну, и что?

- А теперь уходи.

Хротары с появлением этого человека вдруг посуровели и оказались очень грозной силой, мигом преобразившись в воинов, хотя вооружения в их руках не прибавилось. Десяток из охраны татага посмотрел на них – и осторожно стал оттеснять хозяина подальше от них. Тот, однако, отступать не собирался.

- Зря ты ввязался в это дело, - с угрозою произнес он.

- Ступай отсюда, - Кулг На Гасш двинулся в сторону татага с такой решительностью, что тот отскочил и, оглядываясь, спрятался за спины охранников. Стража его отступала, обратившись лицом к возможным противникам; потом, видя, что их никто не преследует, гости развернулись и очень быстро припустили к ожидавшим их вдалеке повозкам.

- Не отдавайте свою землю, - повернулся человек с непроизносимым именем к селянам.

- Так ведь на что она нам сейчас, если пахать все равно не дадут? – законно вопросил один из них.

- Когда-нибудь война пройдет, - отвечал Кулг На Гасш. – А земли не останется. Пожалеете, да будет поздно.

Он повернулся и пошел прочь, в сторону высящейся на юге громадины Серой горы. Хротары потянулись за ним; один только поспешно вернулся к селянам:

- Да, у вас пива достать нельзя? А то наше кончается.

- Нету у нас пива, - покачал головой старший севин. – Отряд рыщуров останавливался, так все запасы подчистую сожрали. Сами не знаем, на что жить будем; вот уж обрадовались, когда этот татаг объявился, за землю деньги давал, так и тот обмануть норовил! А ваш хозяин вмешался, так теперь вообще никаких денег не получим.

- Да мы ж не просто так пиво просим, мы купить собираемся! – хротар выразительно потряс кошельком. Севин задумался.

- Славка, поди, погляди, не сыщется ли у нас чего в погребе.

Оставив своих соплеменников, я поспешил за удаляющимся Кулг На Гасшем, тем более что шел он туда же, куда лежал и мой путь. На вид он был явным ильвом, судя по белизне кожи и волос и серым глазам. Однако в окружении хротаров выглядел он очень необычным, и имя его ильвийским быть не могло, напоминая по звучанию скорее хротарские имена.

Оказалось, за легким перелеском и густым кустарником, где начинались первые отроги горы, у хротаров был разбит лагерь: там ушедших поджидало еще примерно столько же их товарищей, сидящих у разведенных костров.

- Вечер добрый, - поклонился я хозяевам.

- Проходи, садись к костру, - пригласили меня хротары. Кулг На Гасш оглянулся, точно заметил меня только сейчас, и подозвал кивком головы.

Я опустился на землю подле его костра. Хозяин неторопливо отрезал от жаркого, висевшего на вертеле над огнем, кусок мяса, протянул мне.

- Куда направляешься?

- Я хочу пройти к этой горе. В ней, говорят, дракон жил.

- Говорят, жил. Теперь не живет.

- Ты там побывал? – спросил я с досадою.

- Да.

Отвечал он очень кратко. И у меня даже не зародилось сомнения, что он там мог не встретить дракона.

- Ты что, специально на них охотишься?

- Да. С наваррским я уже встречался, - склонил он голову печально, точно чувствовал себя виноватым.

Хотелось расспросить его: “ну, и какие они?” – но язык отказывался поворачиваться. Единственное, что я сумел выдавить, это:

- За что ты их?

- Это длинная история. Для тебя она будет скучной, - ответил он так, что дальше расспрашивать стало неприличным.

Может быть, мне следовало самому спуститься в пещеры Серой горы и убедиться, что ильв говорит правду, но мне как-то даже смешно было сомневаться в его словах: в них совершенно не было рисовки, а была какая-то огромная усталость, какая и вправду накатывает после тяжелого боя.

В таком случае, теперь мне предстояло решить, что делать дальше. Возвращаться в Камангар мне не хотелось, и покидать Валахор, не выяснив, кто же стоит за ночным убийцей, казалось непростительной неосмотрительностью (хотя оставаться, быть может, было неосмотрительностью куда большей), поэтому я решил остановиться-таки в городе, где посланник Оттара сможет меня отыскать, оттуда написать Оттару о результатах своего предприятия – и ждать его ответа.

- Куда вы направитесь завтра? – спросил я Кулг На Гасша.

- На север, - ответил он с такой значительностью, что я невольно вспомнил своего недоброй памяти знакомого из общины последователей ли-ронда: только там могли придавать такое значение именно направлению, а не конечной цели.

- А в город не зайдете?

- Нас больно много, - впервые усмехнулся Кулг На Гасш. – Растеряемся в городе, я потом своих не соберу.

Назвали его Каманхор. Для севинов это значило просто “дол”, но могло еще иметь смысл: “укрепленное поле, поле, спрятанное за стенами”. Действительно, прямо посреди поля, на берегу широкой реки высилась обширная крепость с многочисленными башнями и воротами. Все дома были спрятаны под защиту стены; в наших краях, на севере, обычно вокруг укрепленного города располагался еще обширный посад, здесь же за пределами стен не было ни единого строения.

На мосту перед воротами меня остановили два стражника и потребовали пошлину.

- Да вы что? – удивился я. – Я же не купец, не всадник, я у вас ни торговать, ни работать не собираюсь; за что с меня пошлина?

- Собираем деньги со всех входящих на починку стены, - отвествовал правый стражник равнодушным тоном.

- Она же у вас вроде как целая? – снова удивился я.

- Ты будешь препираться или платить? – не выдержал левый. – Нет денег – тогда проваливай и не загораживай вход.

Я был поражен. За минувший год я успел привыкнуть к мысли, что десять предыдущих лет обучения не были потрачены зря: где бы я ни появился, длинное облачение и посох мага вызывали уважение у окружающих. И с подобным грубым обращением мне пришлось столкнуться впервые: то ли стражники были слишком необразованные, то ли в этих краях магов не чтили.

По счастью, отправляя в дорогу, Оттар снабдил меня достаточным количеством средств на дорожные расходы, а потому, бросив бороться за свои попранные права, я заплатил и вошел. В общем, город поддерживался в довольно приличном состоянии, так что нельзя было сказать, что деньги, взымаемые с приходящих, уходили в никуда: большая их часть все-таки попадала в городскую казну. Горожане шествовали по мощеным улочкам неспеша, точно сознавая собственную ценность. Среди городского населения преобладали семуры; севинам достались поля и деревни вокруг.

Я довольно бесцельно отправился в центр города. В одной из небольших улочек на моем пути оказалась распахнутая настежь дверь и небольшая кучка народу, сосредоточенно наблюдающая за чем-то, происходящим внутри. Потом из дома вышел человек с опущенной головой и связанными за спиной руками; его сопровождали четверо стражников.

- Что происходит? – удивился я. Высокая темноволосая девушка резко повернулась ко мне.

- Нас выселяют, - произнесла она с горечью – и с вызовом, непонятно к кому обращенным.

- Да никто вас не выселяет, - замахала на нее рукой соседка. – Просто хозяина вашего забирают, потому как врагом оказался.

- А нас выселяют, - упрямо повторила девушка и закусила губу.

Следом за стражниками из дома вышел молодой парнишка лет десяти, растерянно озираясь. Увидев девушку, поспешил к ней; она обняла его за плечи.

- Пойду, выясню, - не выдержал я.

Связанного повели к повозке, ожидающей за углом. Там я нашел и старшего всей компании: еще не старого, но седого и морщинистого тощего человека в темном наряде.

- Скажи, а что делать тем, кто жил в этом доме? Могут они и дальше тут жить?

- Если докажут, что живут на законных основаниях – пусть живут, - тот пожал плечами.

- Это их дело, как они докажут.

- И кому они это должны доказывать?

- Не мне, во всяком случае. Эй, трогай!

Повозка взялась с места и загрохотала по улице. Постояв, глядя ей вслед, я вернулся к дому. Народ уже расходился, но не все: несколько человек осталось, обсуждая арест.

- Надо же, вот живет порядочный вроде человек – и вдруг на тебе!

- Да какой он порядочный? Всегда я говорила: нет там порядочных людей.

Я подошел к девушке с братом:

- Живите. Никто вас не выгонит.

Девушка оглядела меня, презрительно выпятив губу:

- А ты кто такой, чтобы решать, где нам жить?

Я усмехнулся:

- Нет, ежели не хотите…

Она хмыкнула и провела брата внутрь, подальше от любопытных глаз.

Наверное, этот дом был не лучшее место для прибежища человека, которого вполне могли заподозрить и как камангарского, и как дивианского лазутчика, но я решил остаться, не считая себя ни тем, ни другим. Молодой хозяйке было все равно. Весь вечер она просидела молча, и я, боясь потревожить ее одиночество, так же молча сидел в другом углу комнаты, исподтишка разглядывая девушку.

В ее внешности удивительным образом сочетались черты всех известных мне народов. Высокий рост и стройная фигура были явно от ильвов, черные прямые волосы и круглое лицо – от хротаров; при этом преобладала севинская мягкость черт, и от сьорлингов ей достались голубые глаза. Позднее я нашел и характерную черту токомуров. Если взглянуть на их профиль, можно увидеть, как высокая линия лба у них плавно, без ямки и горбинки, переходит в линию носа; такой же особенностью обладала и нынешняя моя хозяйка. Однако, ее нельзя было отнести к эвограм: племя определяется не только намешанной кровью, но и образом мыслей, и языком, и характером, а по ним она явно принадлежала к севинам.

Дом был весьма просторен, построен в два яруса, соединенных резными лестницами, вьющимися по стенам. Внизу располагались гостинная и кухня, наверху – несколько спален.

Наконец, когда время подошло к полуночи, хозяйка поднялась.

- Оставайся, только готовить себе будешь сам, - объявила она. Я не без усмешки согласился: не думал, что подобный вопрос является принципиальным.

С утра хозяйка оттаяла и оказалась совсем еще юной девушкой, беспомощной и растерянной. Я, наконец, узнал, что зовут ее Далия, и что у них, собственно, стряслось.

- Отец уехал больше года назад, и с тех пор не появлялся. А мать уже лет десять как пропала. Когда уезжал, отец нас оставил на попечение у своего брата, знатного человека; мы ни в чем и не нуждались, жили прилично. А вчера приходят эти, и заявляют, что дядя – оказывается, замышлял вместе с правителем Верондом отдать наш город врагам. И что, соответственно, его забирают, и все имение его тоже забирают.

- А отца твоего как звали? – спросил я, пораженный возникшим у меня подозрением.

- Ты его не знаешь. Он был таможенником в Иск-Хайте, а сюда мы переехали вместе с дядей Ойналом прямо перед войной.

- Сдается мне, я в Иск-Хайте отца твоего и встречал. Его ведь зовут Арот Миран?

Далия посмотрела на меня с удивлением – и как бы отказываясь от первой своей оценки, сделанной сгоряча.

- Ты что, и вправду маг?

- А ты думала, я для красоты посох таскаю?

- Не знаю. Выходит, ты знаком с отцом?

- Видел один раз. Он добирался до Бросс Клагана.

Далия встала, прошлась по комнате.

- Странно. Мы же теперь с Бросс Клаганом лучшие друзья; почему тогда от него нет вестей?

Я пожал плечами.

- Говоришь, лучшие друзья с Бросс Клаганом? То-то я смотрю, их татаг землю у вас скупает.

- А они теперь все тут по дешевке скупают. Народ разбежался, кого не перебили или в армию не загнали, канхарты разорились, торговли нет никакой – вот из Бросс Клагана и приезжают поживиться тем, что осталось бесхозным.

Как я потом успел заметить, ехидства в ней было на десятерых, и не раз сочувствовал ее брату, на которого оно в основном изливалось.

Далия остановилась возле шкафа с посудой.

- Значит, и мы должны туда поехать.

- Куда? Мы же не знаем, где он живет. Бросс Клаган большой.

Она с тоской посмотрела куда-то сквозь меня, так что я не выдержал и добавил:

- Но я узнаю. Правда, когда – точно не скажу. Пока придется пожить здесь.

Главное было даже не то, что я не знал, где искать Мирана, а то, что на поиски нужны были средства, и довольно основательные. Те, что остались у меня от Оттара, я боялся, придется потратить на выкупание права жить в этом доме (вряд ли хозяева города мне уступят просто так, ради справедливости); в случае удачного возвращения Оттар обещал мне тоже немалую награду, но для этого надо было вернуться с удачей. Тогда, при нашем разговоре я презрительно отнесся к его обещаниям, полагая, что мне золото ни к чему; кто же мог знать, как я буду теперь жалеть о том, что захватил малый задаток!

Хотя многие и пытались, но получить магией золото не удавалось еще никому, это обычно на магию уходило много золота. В общем, думаю я, такой порядок и к лучшему, а то оно обесценится. Но сейчас малость его наличия меня начинала сильно смущать. А потому, вспомнив о своих прямых обязанностях, я сел писать письмо Оттару.

В Йостреме, державшемся во многом благодаря торговле, связь между городами и селениями при помощи системы посыльных была развита до небывалого уровня: тутошние купцы отваживались отправлять ею даже договора и деньги. С ними же посылались и письма. Разумеется, письмо мое не было адресовано Оттару Кардракмару, властителю Камангара: его получателем был никому не известный рыбак из небольшого селения на побережье Залива. А вот этот рыбак уже знал, куда доставлять подобные письма, и как это делать.

Изложив, как я добрался до Серой горы и кого нашел у подножия, я предлагал теперь направиться мне на Дрекла – Драконье Озеро, где, по слухам, в середине озера тоже обитал дракон. Это было ближайшая Драконья гора, и находилась она во владениях Бросс Клагана, то есть, я мог отправиться туда и на поиски Арота Мирана, и таким образом совместить личные интересы с интересами государя.

Уже отправив письмо, я сообразил, что и Кулг На Гасш двинулся в направлении на Дрекла. Имя его в хротарском, как мне разъяснили знакомые из хротаров, как раз и означает Истребитель Драконов, и получил он его, когда много лет назад уничтожил Наваррского дракона (по виду ильвов очень трудно определить их истинный возраст, и Кулг На Гасш оказался гораздо старше, чем я о нем думал). За что он питал такую неприязнь к этим животным (которых, я полагал, вовсе не существует, а получалось, что это их теперь не существует, когда их истреблением занялся Кулг На Гасш), оставалось загадкой, но ежели он доберется до Дракона Северного Острова раньше, чем я, то Оттар останется без дракона (не могу сказать, что я очень переживал по этому поводу, но не выполнить данное мне поручение было бы неприятно).

Наутро следующего дня я отправился выяснять, что же случилось с Ойналом – владельцем дома, где мы жили – в чем его обвиняют и можно ли ему помочь.

4. Как в Каманхоре справляли праздник.

- Смотря что тебе важнее: дом или собственная жизнь.

- Кому она нужна, жизнь, как у бездомной собаки! – произнесла она с горечью. Я усмехнулся.

- Это смотря как к ней относиться. Я бы, например, не променял свою бродячую жизнь на самые роскошные хоромы.

- О, нет, меня бродяжничество не привлекает! Есть неизвестно когда, спать неизвестно где, ни умыться, ни причесаться… Да и сам ты – что же тогда пришел искать дом, если так любишь спать под открытым небом?

- Комаров больно много в лесу, - ответил я. – А ты, если бы выбирала между жизнью дяди и собственным домом, выбрала бы дом?

- Конечно, и дядя бы меня сам одобрил, - сказала она, не задумываясь, снова кольнув меня несколько странной системой ценностей.

- Значит, - подвел я итог, - раз тебе дом так важен, я думаю, мы не станем ссориться с жителями города, разнося его в пыль, а попробуем решить дело миром.

На самом деле, я так полагаю, в детстве Далия слишком часто слышала о том, как надо отвечать на подобные вопросы, и ей сильно опротивело лицемерие взрослых: ведь ни один из весьма знатных друзей Ойнала не вступился за опального, вдруг разом позабыв о недавней дружбе, а вступился незнакомый ей маг. По крайней мере, я считал, что если бы действительно пришлось выбирать, Далия бы долго ворчала и ехидничала надо всем на свете, но сделала бы правильный выбор – правильный, я имею в виду, по моим меркам.

Должен сказать, что о разрушении домов я все-таки имел некоторое представление. Со мною вместе учился колдун из племени эвогров, который к концу обучения так натренировал свой голос, что, почти невоспринимаемый ухом, его низкий рык способен был разрушить самую прочную крепостную стену. На крепостях, правда, он не пробовал, а вот на спор, развлекаясь, дробил камни и небольшие скалы. И всегда выигрывал. Меняя в течении некоторого времени свой голос, он, наконец, издавал долгий, бьющий по ушам возглас – и скала обращалась в щебень. Я всегда тщательно наблюдал за его действиями; так что, имея некоторые навыки в магии, полагал, что и сам при должной подготовке сумею повторить его деяния.

Но пользоваться неопробованным оружием опасно; кроме того, кто знает, может быть, это именно у эвогров голосовые связки устроены таким образом, а севинам подобное колдовство заказано. А главный принцип магии – это видеть суть вещей, уметь постигать ее и таким образом управлять течением событий, а совсем не силой нарушать естественный их ход.

В тюрьму меня не пустили, просто отказавшись открывать дверь, и уговаривать мне было некого. Поразмышляв, я пришел к выводу, что пытаться увести узника из-под стражи – это не лучший выход, и, значит, хорошо, что меня не впустили; решать же проблему надо на уровне начальства, то есть, в здании городского совета.

Навстречу мне из дверей совета выходил плотный коренастый человек среднего роста, с рыжеватой бородой и курчавящимися волосами. Шел он один, но несмотря на отсутствие пышной свиты, я узнал его.

- Даронд! – окликнул я Третьего хранителя. Тот поднял голову – и с удивлением признал меня.

- Если ты думаешь наняться на работу магом ко двору Йострема, то напрасно: нам сейчас не до этого.

- Это я понимаю, раз встречаю Третьего Хранителя Престола одного, без охраны, в окраинной земле государства. Видимо, у тебя много дел.

- Очень много, - Даронд поклонился и собрался пройти мимо, но его успел заметить молодой татаг – тот самый, что разбирался в разнице между севинским сылом и хротарским чером.

- Приветствую Третьего Хранителя, - поклонился он, как мне показалось, без особого почтения. – Думал не тревожить тебя, но в ратуше без твоего слова ничего сейчас решать не хотят, поэтому приходится обращаться к тебе.

- Говори, что у тебя, - на лице Даронда нельзя было прочитать ничего, но я ясно уловил неудовольствие в его голосе от встречи с этим татагом.

Тот покосился на меня, намекая, что не хотел бы рассказывать при посторонних, но Даронд нетерпеливо нахмурился:

- Говори быстрее, у меня нет времени. А ты, маг, можешь идти, если больше ничего не желаешь сказать.

Поклонившись, я прошел в ратушу, но успел расслышать слова (когда хотят, маги умеют слышать очень хорошо; а, надо признаться, я прислушивался, и не ошибся в своих предположениях):

- Очень серьезная опасность. Это отряд хротаров – может быть, сторонников Веронда – во главе с ильвом, наверняка из Иль-Фрама.

Я свернул в ворота ратуши и потерял говоривших из виду.

Глава городского совета отнесся ко мне с почтением большим, чем его стражники у ворот, но выслушать тоже отказался:

- Увы, у нас военное положение, и все решения принимает только Третий Хранитель Даронд, Верховный командующий силами Йострема.

- Даже по вопросу уборки на улицах или устроения праздника? – удивился я.

- Ты-то не с этим вопросом пришел! А все вопросы, кого задерживать, кого отпускать, кого казнить, кого миловать – это только к нему.

Мысленно я пожалел Даронда. Обязанности на него свалились совершенно немыслимые, и он не соглашался поделиться ими даже с местным главой совета. Пожалуй, мне повезло, что я встретил Даронда раньше, чем его люди пришли за мной. Впрочем, понятие везения для мага не совсем справедливо: где-то в глубинных уголках нашего сознания мы отслеживаем и чувствуем грядущие события, даже когда не отдаем себе в этом отчет, а маги умеют этим пользоваться. Сейчас я понял, что шел в совет уже с намерением встретить Даронда. И теперь мне надлежало снова увидеть его.

По крайней мере, в ратуше я узнал, где Даронда можно обычно найти, и отправился на поиски, в надежде, что тот не поддался уговорам татага и не отправился ловить Кулг На Гасша. Можно было, конечно, поругать себя, что не сообразил сразу: ведь в присутствии Даронда ни один местный начальник не возьмет на себя смелость решать вопрос о политическим преступнике, а, стало быть, все равно придется обращаться к Третьему хранителю. Но я не склонен был к самобичеванию, предпочитая делать выводы на будущее. Впрочем, эти выводы не всегда помогали.

Шутка оказалась правдой: Даронд занимался и устроением праздника. Я нашел его на главной площади, недалеко от ратуши, где он вместе с несколькими начальниками рангом поменьше обсуждал, какие торжества будут посвящены празднику Летнего Солнцестояния. Среди них терся и мой знакомый татаг, и еще несколько, по-видимому, из Бросс Клагана.

- Зачем? – спросил Даронд, впрочем, без особого интереса: он заметил меня и ждал, что я буду делать.

- Желательно, те, которых приговорили к смерти. Например, захваченный на днях Ойнал Миран – все равно он приговорен за измену, значит, ты ничего не потеряешь, если отдашь его нам.

- Он может уйти от правосудия, - произнес Даронд весьма равнодушно. Татаг загадочно улыбнулся:

- О, это вряд ли!

- Вот как, почтенный Даронд? – нашел я нужным вмешаться. – Ойнал Миран уже приговорен? А когда был суд?

- Какой суд может быть над изменником? – отмахнулся Даронд.

- Если ты так спокойно отдаешь его в руки им – быть может, ты отдашь его лучше в мои руки? – попросил я.

- Не могу, поскольку решение его судьбы я только что передал этим господам, - Хранитель указал на татагов. Те поклонились.

- И ничто не сможет тебя переубедить? – продолжил я.

- Теперь надо переубеждать не меня, а их, - ответил Даронд. Я оглядел татагов. Вид у них был такой, что я понял: переубедить их сможет только очень большое количество золота. Которым я не обладал и, возможно, не стал бы обладать никогда.

- А зачем вам Ойнал? – спросил я. Старший татаг приложил палец к губам:

- Все узнается в свое время, почтенный маг. К чему забегать вперед?

Вернулся я весьма смущенным, и еще более меня смутил возглас, с которым меня встретила Далия:

- Все, надо ехать в Бросс Клаган!

- Зачем? – данная поспешность показалась мне странной.

- Только там умеют устраивать настоящие танцы!

- Танцы? – я был слегка ошарашен. – Ты занимаешься танцами?

Можно было бы добавить: “В то время как твоего дядюшку уже приговорили к смерти”, но Далия еще не знала об этом, и можно было ее извинить. Только все равно, когда только-только кончилась война, мысль о занятиях танцами казалась мне кощунственной. Впрочем, люди стараются как можно быстрее забыть плохое; а потому – неудивительно, что они стремятся к радостям и праздникам.

- Ты знаешь, какой должна быть девушка из высшего света? – в ответ начала мне жаловаться Далия. – Она должна есть, как пташка: по крошке, но только самые изысканные и дорогие блюда; она должна падать в обморок при виде крови, слыша неприличные слова или просто от любого волнения. Она должна говорить только по-ильвийски, и знать бесчисленное количество танцев. Нет, ильвийский мне нравится, это, наверное, самый красивый язык, который я знаю, но у них, у ильвов, женщина может сражаться наравне с мужчиной, управлять государством и вообще ничем не хуже мужчины; а у нас из женщины делают только домохозяйку!

- Но ведь должен хоть кто-то заниматься делом, пока мужчины без толку убивают друг друга, - пожал я плечами, вспомнив слова Веронда, что он в каждом городе устроил для молодежи “уроки танцев, музыки и живописи”, стремясь приобщить ее “к прекрасному”.

- А ценят и уважают все равно только воинов или богачей.

- Это потому, что вы пытаетесь играть в наши игры по нашим же правилам, - ответил я. – Придумайте свою – и там вы далеко обставите нас.

Она недоверчиво на меня посмотрела.

- И как ты отнесешься к девушке, которая ездит верхом и стреляет из лука?

- Скажу, что это ее право.

- А мне нравится ездить верхом, - призналась она. – Из лука я стрелять не пробовала, но, думаю, мне тоже понравится.

- Смотря в кого, - возразил я. – Лучше уж танцевать.

- Ой, а танцевать у нас – это же вообще ужас! Танцы – ах! – это моя слабость; но что это такое: танцевать под одну дуделку Бодрина, когда у татагов этих – с десяток разных инструментов; а какая музыка, а какая глубина, а какие движения… - она мечтательно закружила по комнате.

- Там, наверное, занятия и стоят дороже, - предположил я.

- А еще настоящая девушка из высшего света никогда не должна думать о деньгах, - добавила она.

- М-да, тяжело быть девушкой из высшего света, - посочувствовал я. – Кстати, твоего дядюшку собираются казнить.

- Да? А за что? – спросила она равнодушно. – Как – казнить? – вдруг переполошилась она.

- Это я попытаюсь выяснить: как именно.

Судя по тому, как татаги выторговывали Ойнала у Даронда, убивать его немедленно они не собирались, если только кто-то не пытал к нему личной ненависти. Впрочем… Впрочем, этого тоже нельзя было исключать, но из того, что я слышал, следовал вывод, что татаги как-то намерены использовать приговоренного на празднестве.

- У тебя есть здесь друзья? – спросил я Далию.

- Есть, - ответила она с удивлением. - Хотя бы, с кем мы на танцы ходим.

- Это нормальные люди, им довериться можно?

- Надеюсь.

- Думаю, вы с ними пойдете на праздник?

- Наверное, - продолжала она удивляться.

- Тогда будьте готовы. Я еще кое-что выясню. И помни: танцы – это не то, ради чего стоит ехать в Бросс Клаган.

В городе вовсю готовились к празднику.

Была огорожена длинная площадка возле стен города, и там возводили места для зрителей побогаче и отводили лужайку, где бы стоял простой народ. Вокруг площадки натянули сетку; чуть в стороне от нее, возле мест для почетных гостей, стояла группа татагов.

Я услышал их раньше, чем они заметили меня.

- Здесь совершенно дикие люди! – возмущался знакомый мне молодой татаг. – Если бы мы в Клагане предложили такую плату, любой стражник из городовой охраны согласился бы выйти на арену не то что с ножом – с голыми руками! Во всяком случае, семья его была бы обеспечена до конца дней. А тут приходится всех уламывать – и никто не соглашается! Боюсь, ваше решение использовать преступника обернется против нас: это совершенно не зрелищно. Тигр его просто загрызет, и борьбы не получится.

- Банн, помолчи, - прервал его старший татаг, увидев меня.

- Простите, я услышал ваш разговор, - поклонился я. – Нельзя ли узнать, на что именно вам требовался человек, за что вы собирались заплатить так, что всей его родне хватит до конца дней?

- Мы уже нашли такого человека, и совершенно бесплатно, - поспешно ответил старший татаг.

- Я говорил же, Амир, что не считаю ваш выбор правильным, - заметил Банн.

- Еще раз предлагаю тебе помолчать! – повысил голос старший. – Не думаешь ли ты, что маг окажется лучшим бойцом? Он уничтожит нашего Налрема какой-нибудь вспышкой еще с другого конца арены! Конечно, полагаю, это будет красиво, но ненадолго. Извини, почтенный маг, но ты нам не подходишь.

- А если я пообещаю вам не использовать своих магических возможностей?

Амир покачал головой.

- Никто не знает, как поведет себя человек в опасности. Ты можешь и не сдержать свое слово; а нам придется оправдываться перед зрителями.

Он поклонился мне, давая понять, что разговор окончен, и мне оставалось только удалиться. Попытка моя добыть таким образом средства и заодно освободить Ойнала не удалась, но кое-что – а именно, зачем им был нужен Ойнал – я узнал.

Весь день наконуне праздника по городу бегали глашатаи:

- Вас ждут на празднике! Для вас выступают лучшие акробаты и жонглеры, прекрасные танцовщицы, наездники и борцы, а в конце вас ждет незабываемое зрелище: поединок зверя и человека!

- Вот ведь, - покачала головой соседка Далии, та, что доказывала “вражескую сущность” Ойнала, - чего удумали: живого человека со зверем стравливать! Еще до чего мы докатимся…

Далия представила мне компанию своих друзей. При словах глашатая о танцовщицах я невольно вспомнил увлечение Далии, но, увидев ее друзей, понял, что это – люди из другого круга, не те, кого можно выпустить на арену. Здесь было человек десять, парни и девушки, средь которых выделялся высокий молодой севин с удивительно одухотворенным лицом: оно как-то не вязалось с его крупным сложением. Я заметил его взгляд, устремленный на темноволосую девушку – тоже севинку – которая, со своей стороны, делала вид, что совершенно его не замечает.

- Это Бодрин, наш музыкант, - представила его Далия. – Это Влада. Это Эртрот… - она поочереди назвала всех.

- Ваша задача только одна: когда Ойнал выйдет, окружить его и довести до дома, чтобы его кто-нибудь опять не увел.

- Откуда выйдет? – тут же спросил Эртрот.

- С представления.

Мы явились пораньше, чтобы занять места ближе к арене, но, оказалось, любителей зрелищ в Каманхоре немало: все сидячие места оказались заняты. Тогда, несмотря на протесты девушек, мы расположились прямо возле сетки.

Перед началом вышли глашатаи и принялись расхваливать устроителей праздника:

- Восславим почтенных татагов Бросс Клагана, подаривших нам этот праздник. Вас ждет незабываемое зрелище; но такое зрелище – обычное дело для живущих под властью Бросс Клагана. Слава Бросс Клагану, где чтут и уважают всех людей, где каждый найдет себе занятие по душе, где никто не остается обиженным! Он помог нам восстановить наши города и дороги, вернул нам наше благополучие – не забудем же об этом!

Зрители, в ожидании дальнейшего, проглотили эти слова. Я задумался было о том, сколько надо заплатить человеку, чтобы он начал убеждать других в том, во что сам не верит, и едва не отвлекся.

Представление началось скачками, видимо, для разжигания азарта. Все, что обещали глашатаи, было тут, но я почти не следил за представлением, разыскивая взглядом Ойнала. Наконец, объявили и его выход.

- С одной стороны – злодей, человек, скрывающий душу зверя. Против него – зверь, не скрывающий своей сущности. Поддержите сражающихся, от вашей поддержки зависит, кто будет сегодня победителем!

Зрители дружно заревели, так что меня вдруг охватило сомнение, где сидели худшие звери. Когда крики утихли, глашатай продолжил:

- Если вам понравится один из бойцов, вы вправе потребовать награды для него. По вашему слову победитель может получить свободу.

К ближнему выходу на площадку подкатила деревянная клетка, и из нее вышел, гордо помахивая хвостом, тигр, какие водятся, я слышал, на южных островах. Привезти его сюда стоило немало, и я невольно подумал, скольких противников ему уже скормили.

Выпущенный на огороженную площадку Ойнал выглядел далеко не по-боевому. Заросший щетиной, в порванной рубахе, он щурился от света и судорожно сжимал в руке небольшой кухонный нож. Зрители принялись улюлюлкать, подзадоривая бойцов, и чувствовалось, что их симпатии – не на стороне Ойнала.

Огромный рыжий зверь стал медленно красться к добыче – а Ойнала можно было считать просто добычей. Закрыв глаза, я принялся раскручивать круг; мне предстояло сделать то, чего я никогда раньше не делал, и в этот раз ошибка стоила бы слишком долго. Когда тигр был на расстоянии нескольких прыжков от жертвы, я поднял свой круг, отделил от себя – и соединил им противников между собой.

Можно было различить, как Ойнал вдруг утратил свой рассеянный вид, приободрился, расправил плечи, и я мог догадаться, как закрадываются ему в голову мысли: а так ли уж все безнадежно и не справится ли он с хищником одним своим ножом? Крепче сжав оружие, Ойнал шагнул навстречу врагу.

Зрители умолкли, почувствовав, как изменилась расстановка сил. Тигр, уже готовящийся к прыжку, вдруг остановился, точно различил, что добыча ему не по зубам. Что-то смутило его, быть может, чересчур уверенный вид жертвы. Замерев на месте, тигр низко зарычал – но рык этот, долженствующий устрашить врага, лишь придал тому силы. Замкнутый меж ними круг теперь передавал силу и уверенность тигра – Ойналу, страх же и неуверенность последнего – тигру. И когда Ойнал шагнул к тигру и взмахнул ножом – хищник прижался к земле, повернулся – и бросился наутек.

Это надо было видеть, как клыкастый зверь, раза в два больше своего противника, поджав хвост, точно испуганный кот, огромными скачками удирает от Ойнала, а тот, победно размахивая ножом, носится за ним по малому кругу внутри площадки и все норовит достать врага с размаху. Ножом Ойнал владел, конечно, не мастерски, тут я ему ничем помочь не мог, а потому, дотянувшись до тигра, только располосовал ему шкуру. Бедный тигр, озверев (я слабо представляю, как это, но другого названия не знаю), попытался было сопротивляться, но последние его проблески ярости только усилили ярость Ойнала, и, наконец, сжалившиеся служители оттащили израненого тигра от разошедшегося противника.

Зрители ревели от восторга.

- Сво-бо-ду, сво-бо-ду! – скандировали где-то ближе к ограждению друзья Далии. То, что Ойнала теперь отпустят, можно было не сомневаться; надо было перехватить его, пока служители татагов не передумали.

Мы с Далией пробирались к выходу, когда навстречу мне из толпы появились четверо воинов, одетых, судя по темному цвету их доспехов, в митрондовые кольчуги и с копьями в руках. Впереди них шел служитель, одетый в наряд побогаче.

- Маг Хладомир? Наш повелитель, Хранитель Даронд, просит тебя пройти к нему.

- Я скоро, - отпустил я Далию; проследив, что она встретилась с друзьями и они вместе пробираются к выходу, в который увели Ойнала, я кивнул стражникам:

Глава 5. Как Бодрин играл на дудке.

Оказывается, Третий хранитель престола Йострема, Даронд вовсе не ходил на праздник, предоставив всем распоряжаться татагам. Он ждал меня в своем доме, и, когда я вошел, не пошевелился, чтобы выйти навстречу.

- Узнаешь? – он бросил на небольшой столик перед собой письмо. Это было мое письмо, отправленное Оттару через рыбака. – Получатель его был шпионом Камангара.

Меня очень смутило слово “был” в речи Даронда.

- Итак, я предлагаю тебе работать на нас. Не в качестве мага, а в качестве моего человека, - прямо высказал свое предложение Даронд.

- Зачем мне это? – удивился я.

- А у тебя есть выбор? – Даронд, кажется, удивился еще больше, чем я.

- Безусловно, - поклонился я. – Ты, конечно, можешь меня убить или замучить, но заставить работать помимо моей воли ты не сможешь, даже если я это пообещаю, чтобы отвязаться.

Похоже, Даронд не думал о подобной точке зрения. Во всяком случае, вряд ли кто-то отказывался на него работать до сих пор.

- Тогда придется тебя казнить, как шпиона. Ты ведь шпион Камангара, - он не спросил, а уточнил, вернее, приговорил.

- Придется казнить, - развел я руками. – Если сумеешь.

Я давно начал замечать у Даронда некоторые проблески магических способностей. Он умел очень быстро постигать суть вещей, но, видимо, с детства отучал себя видеть всю картину целиком, приучив выхватывать из нее только то, что было ему по каким-то соображениям нужно.

- Ты много о себе думаешь, - тихо, без угрозы, но с сожалением произнес мой хозяин. – Полагаешь, я не найду способа справиться с тобой?

- Полагаю, найдешь, - согласился я. – Но ведь тебе что-то нужно от меня; ты мог бы не запугивать, а прямо сказать, что тебе нужно.

- И если ты откажешься, я оставляю за собой право тебя убить, - сообщил Даронд. Я склонил голову, полностью соглашаясь с мнением хозяина.

- По крайней мере, ты получишь не куклу в своих руках, а помощника.

- Это ценно, - согласился Даронд. – Тогда слушай все от самого начала.

Будь ты послан не Камангаром, а Дивианой или Бросс Клаганом, этого разговора бы не было, и ты не дошел бы до моих дверей. Мои люди следили за тобой от самого Велигорья, поэтому я знаю, откуда ты и с чем пришел. Камангар – наиболее далекий наш сосед, и с ним нам пока нечего делить, а потому интересов твоего бывшего хозяина, - он подчеркнул слово “бывшего”, - твоя новая служба не затронет.

- Веронда убили тоже твои люди? – спросил я.

- Это тебе обязательно знать, чтобы служить мне?

- Да.

Даронд задумался, глядя мне в глаза.

- Нет, - наконец произнес он, и я почувствовал, что он говорит правду. – Мои люди здесь ни при чем. Мною было получено указание доставить Веронда на Золотой Остров, что я и сделал; что с ним случилось потом – может быть, ты знаешь лучше меня.

Я кивнул, и Даронд, не дожидаясь моего ответа, продолжил.

- Когда началась наша война с Дивианой, Бросс Клаган с готовностью помогал нам деньгами, давал в долг, поддерживал войсками. Когда же война кончилась, он вдруг потребовал вернуть долг. Денег в казне не было, и татаги Бросс Клагана в счет долга стали забирать у нас земли, товар, порою – доли в добыче рудников и так далее. Их становится все больше, даже здесь, в самой отдаленной от Бросс Клагана земле; я с трудом представляю, что творится в других землях, но, судя по сводкам оттуда, все еще хуже. Такое вторжение постоянно вызывало протест наших людей, приводило к беспорядкам и бунтам, но я, как представитель власти, вынужден был следить за законом и наказывать своих – в угоду чужим. Я пытался смотреть на проступки против татагов сквозь пальцы, тогда они решили защищаться сами. И в нашей земле появился их маг.

Я вспомнил то, что слышал еще на Ольгарте.

- Его зовут не Орбаг?

Даронд взглянул на меня с уважением.

- Чувствую, что не ошибся в тебе. Словом, против мага мне нужна помощь от человека, также не лишенного магических сил.

- Против Орбага, а также против татагов – какая угодно.

- Вплоть до нарушения закона?

- Надеюсь, что к своим людям твой закон окажется менее суров, чем к шпионам Камангара? – усмехнулся я. Даронд не улыбнулся. Он вообще, по-моему, никогда не улыбался.

- И еще: скажи, может ли теперь Ойнал жить в своем доме, ничего не опасаясь? – уточнил я.

- Да, - коротко подтвердил Даронд.

- Значит, он не был врагом Йострема?

- Нет, - ответил Даронд не менее кратко.

Когда я вернулся в дом к Ойналу, здесь был уже и хозяин, вымытый, побритый и переодетый, и вся компания Далии. В задумчивости они сидели в главной зале; весело выглядел один хозяин, все еще не отошедший от своего поединка. Правда, нет, не вся: темноволосой Влады не было, хотя Бодрин был тут.

- Ну, веселитесь без меня, молодежь, - поднялся Ойнал, когда я вошел. – Еще раз благодарю тебя, маг, если это правда, что Далия мне рассказала.

- Смотря что она рассказала, - улыбнулся я.

- Благодарю за все, что ты сделал для моего освобождения, - поправился Ойнал.

- Останься, дядя Ойнал, - попросила Далия. – Нам без тебя не решить.

- Если вы хотите в мой дом переехать – пожалуйста, - тряхнул Ойнал головой. Я видел, что такое согласие ему далось с трудом, но он нашел в себе силы.

- Это вот нам и надо решить, переезжать ли к тебе. А ты, Бодрин, брось дуться! Она сама может выбирать, - Далия пихнула молодого севина в бок. Он покривился, но веселее не стал.

В общем, за время моего отсутствия что-то произошло.

- Ко мне приходил татаг Банн Вихор, - наконец, выдавил Бодрин. – Сказал, чтобы мы освобождали наш дом, у него есть приказ магистрата, дом теперь его.

- Врет, наверное, - заметила Далия. Бодрин покачал головой.

- Никакой магистрат меня из моего дома выгнать не может. Пусть у него хоть три приказа.

- А чем ему ваш дом приглянулся? – спросил я.

- Он сам открыл обучение танцам через пару домов от меня, - рассказывал Бодрин. – Мы ему мешаем.

- У нас – нет; но он-то из Бросс Клагана, а у них там, по-моему, все с жиру бесятся, готовы выбрасывать деньги на неизвестно что! Да и то сказать, простой человек в танцы учиться не пойдет, на это время свободное нужно, значит – только для богатых; а, значит, и деньги немалые. Вот он и боится, что мы у него учеников отобьем, потому что у меня цены ниже.

- Он что – сам и учит?

- На это у него учителя есть получше, - вставил Эртрот.

- Я им предлагаю не связываться с татагами и перебраться ко мне, - добавил Ойнал.

- Не уйду я из-за того, что кому-то так захотелось, - упрямо ответил Бодрин.

- И правда, дядюшка, где мы у тебя будем танцевать? – поддержала его Далия. – В этом зале? Тут от духоты задохнешься. Окна маленькие, пол скрипит – нет уж, надо за дом Бодрина бороться.

У Далии, после первой одержанной победы, проснулось желание борьбы. Я задумался. В конце концов, можно было вызвать татагов на открытое противостояние, а уж там посмотрим, кто – кого, я или их маг.

- Я поговорю с вашим татагом, - пообещал я.

Народ стал расходиться; Далия ушла в свою спальню, а Бодрин задержался.

- Вот ты, Ойнал, ты почтенный человек, уже повидавший жизнь. Объясни мне, как я должен относиться? Мы выходим с представления, а этот тип останавливает возле нас свою прогулочную колесницу и у меня на глазах предлагает Владе подбросить ее до дома! И она забирается к нему. А он еще сообщает мне – не спрашивает, а именно сообщает, - чтобы я убирался из собственного дома.

- Чувствует за собой силу, - заметил я, хотя вопрос ко мне не обращался.

- И что, если есть сила, значит, все можно?

Ойнал покачал головой.

- Это в тебе говорит зависть.

- Зависть? – подскочил Бодрин. – И ты полагаешь, ему можно завидовать? Если девушка от меня уходит к другому – я испытываю, по-твоему, зависть к этому другому?

- Ну, ревность, - поправился Ойнал.

- Нет, извини. Ревновать я могу ее; а вот к нему – особенно когда я знаю, что он за человек – я могу испытывать только ненависть. Что взять с нее, прельстившейся золотым блеском? А вот он… - Бодрин мучительно пропустил слово, которым хотел назвать его, - и он еще берется учить меня, как надо жить! Ты полагаешь, богатству нельзя не завидовать? Да пусть он хоть трижды богат, но при этом – гнусный человек; мне бы и дела до него не было. Но когда он приходит и говорит: “Вот, таким должен быть настоящий человек”, и то же самое повторяют за ним мои близкие – что я должен испытывать, если я знаю, что это не так? Да неужели счастье жизни – в богатстве, или в том, чтобы на тебя - и вместо тебя – работали сотни других людей?

- Но она ушла к нему. Ушла потому, что не хочет всю жизнь драить грязную посуду, штопать рваные штаны и пасти коз.

- И, значит, кто-то должен делать это вместо нее?

- А ты требуешь от нее безоглядной любви к ближним своим? – усмехнулся Ойнал. – Чтобы она отказалась от своего счастья, потому что не может всех сделать счастливыми?

Я подошел к Бодрину, взял его за плечо.

- Не знаю, будет ли она счастлива, но ты сейчас явно несчастлив. Я тоже всегда полагал счастьем не то, чем ты владеешь, а то, что ты можешь. А потому живи и постарайся быть счастливым, что бы вокруг ни говорили.

- Да, в конце концов, скорее зависть появится у них – к тебе, - кивнул Ойнал.

Бодрин слез со ступенек лестницы, где сидел до сих пор, и направился к двери.

- Я буду достаточно счастлив, если поставлю этого татага на место.

- Ты представляешь, - высокий Бодрин ввалился в дом к Ойналу и начал без предисловий вываливать на меня свои чувства, - является он ко мне и просит: моя, говорит, будущая жена хочет, чтобы у нее была дудочка, сделанная тобой. Ну, я его послал, конечно…

- А зря, думаю, - произнес я. – Это был бы твой последний подарок, и, кто знает, что она вспоминала бы чаще: собственного мужа или создателя подарка…

- Я не собираюсь считать этот подарок последним! Ладно, она получит от меня то, что просит, - и, так же резко развернувшись, он ушел.

Озабоченный его состоянием, я отправился за ним. Уже темнело, но дом Бодрина я нашел без труда, по удивительным звукам, доносившимся из него.

Это звучала обычная севинская дудочка, но звучала она такими переливами, словно сразу много искусных музыкантов из разных народов играли на своих инструментах. Тут была и тоска свирели, и заунывность хротарских коанов, и бодрость сьорлинговских хурмов… Вдруг музыка смолкла.

До меня донеслись голоса. Раздавались они из верхних окон, и я не сразу разобрал, кому они принадлежат; потом я узнал громкий голос татага Банна Вихора и спокойный - Бодрина.

- Чего я не люблю в людях, это тупости! – начал горячиться татаг. – Ты сам-то представляешь, сколько я тебе предлагаю? Да ты за всю жизнь таких денег не заработаешь! Я не могу понять, почему ты отказываешься.

- Очень жаль, что не можешь, - тихо ответил Бодрин.

Внезапно недолгое молчание сменилось какими-то стуками и сьорлингскими ругательствами. Дверь открылась, и Бодрин, ведя гостя с заломленой назад рукой, вышвырнул его на мостовую, после чего захлопнул дверь.

Поднявшись, Вихор дернулся было назад, но вдруг, передумав, поспешил к себе домой.

Не могу сказать, что меня не порадовала развязка. Зазнаистый татаг, уверенный, что может купить все, что угодно, вызывал у меня самого желание сделать с ним нечто вроде того, что с ним проделал Бодрин, и я довольно с легким сердцем вернулся домой.

- Повезло, однако, Владе, - со вздохом призналась мне Далия. – Татаг-то этот ее в жены берет, увозит в Бросс Клаган.

Я хотел было разразиться очередной речью насчет того, что Бросс Клаган не стоит того, чтобы за право на него посмотреть гробить собственную жизнь, как вдруг осекся.

- Когда они уезжают?

- Не знаю, - Далия пожала плечами. – Скоро.

Бежать к Даронду было, наверное, поздновато; хотя, будь у меня ценное сообщение, он бы принял меня в любое время. Но пришедший мне в голову замысел мог и не осуществиться, а потому, решив, что уезжает татаг не завтра, я лег спать, полагая, что время ждет.

Неприятное чувство глухоты – не обычной, не на уши, а какой-то внутренней, душевной – свалилось на меня ночью. Точно я знал что-то – но сознанием своим уговаривал не знать этого. Встав поутру, я поспешил снова к дому Бодрина. И, подойдя, понял, что опоздал.

Здесь уже стоял Даронд с несколькими стражниками, толпились любопытные. Когда я подошел, Третий хранитель поднял на меня взгляд.

- Ты мог бы мне помочь, - произнес Даронд. – Ты знал убитого.

Я осторожно вошел внутрь.

Произошедшее выглядело ужасно. Два тела - престарелые родители Бодрина - лежали в спальне, там, где их застигла смерть, Бодрин же лежал в коридоре, лицом вниз, в луже собственной крови. Повсюду следы борьбы: сломанные стулья, кровавые брызги на стенах. Я обнаружил, что Бодрин в одиночку отбивался по крайней мере от четверых, пока в конце концов один из нападавших не ударил его ножом.

На сей раз у меня не было таких отчетливых видений, как в комнате Веронда – может быть, потому, что убийцы не было рядом; тогда, как я понимаю, именно из головы убийцы я вытащил картинку преступления, - но кое-что определить можно было и по следам. И, обследовав пол и стены комнат, я пришел к выводу, что один из убийц сам потерял столько крови, что вряд ли остался в живых. На улице, однако, следов крови не было.

- Полюбопытствуй, не хоронили ли сегодня ночью еще одно тело, - предложил я. – Что же до остальных… Предлагаю пройти в дом Банна Вихора.

Мне показалось, что Даронд вздрогнул.

- Преступление слишком жестоко, чтобы люди допустили оставить его безнаказанным, - продолжил я, видя, как он колеблется.

- После того, как наши люди спокойно приняли кровавое представление на празднике, они и самое жестокое убийство примут как должное. Но я колебался не потому, почему ты подумал. Идем.

Открывший нам слуга сообщил, что хозяина нет, но дома хозяйка. Влада сидела в кресле, сжимая в руках дудочку, и на дудочке было вырезано ее имя.

- Когда вернется Банн Вихор? – спросил Даронд. Влада подняла на него заплаканные глаза:

- Оставьте нас в покое. Дайте спокойно уехать.

- Милочка моя, - неожиданно снисходительно заговорил Даронд. – Твой муж – преступник, и должен за это отвечать.

- Он – подданный Бросс Клагана, и может отвечать только перед судом татагов, - произнесла она замученно. – Уйдите.

Даронд взглянул на меня:

- Она права. Надо требовать управы на него у других татагов.

- Для этого он должен чем-то провиниться перед ними; боюсь, убийство подданного Йострема они не посчитают важной причиной, - предположил я.

- Как бы там ни было, пока еще они нас не захватили, - Даронд впервые на моих глазах начал горячиться. – И не им указывать мне, кто и за что будет отвечать.

Даронд отправился к Амиру, старшему из татагов, а меня не переставал мучать вопрос: кто был тем четвертым, с кем успел справиться Бодрин перед смертью, и почему Банна не было дома? Допустить, будто сам Банн участвовал в нападении, было бы странно; однако он, судя по всему, скрывался, догадываясь, что выйти на него будет несложно. И, пойдя по следу беглеца, ясно ощущаемому по разлитой вокруг него тревоги, я оказался возле дома Амира чуть ли не раньше Даронда.

Хозяин встретил нас с возмущением, однако не мог не принять Третьего хранителя престола.

- У тебя прячется Банн Вихор, - без предисловий начал Даронд, коего я уже предупредил о своем открытии. – Он повинен в убийстве; я прошу его выдачи.

- На каком основании ты утверждаешь о его виновности? – Амир гордо запахнулся в длинную накидку. – Сир Даронд, помни, что мы – иноземные гости, мы находимся на особом положении.

- Я помню, - нетерпеливо кивнул Даронд. – И потому прошу его выдать, а не беру сам.

- И это ваша благодарность? – презрительно взглянул на нас татаг. – Мы помогали вам во время войны; мы давали работу тем вашим людям, кого война разорила, мы восстанавливали разрушенное, мы снова разрабатывали ваши поля и рудники – и ты нам отвечаешь подобной неблагодарностью, обвиняя нашего человека в кровавом преступлении!

- Почтенный татаг, - вмешался я, - не думаешь ли ты, что люди останутся и далее вам благодарны, если вы сможете безнаказанно врываться в их дома и резать спящих стариков?

- Передай ему мои поздравления, - кивнул Даронд. – И еще передай, чтобы он собирался и выходил. Я его жду.

Мы ждали довольно долго, и наконец вместо Банна Вихора появился глава городского совета. Вид у него был смущенный и заспанный, но при виде Даронда он тут же принял важный вид.

- Произошла печальная ошибка, - произнес он. – Бодрин и его семья задолжали в городскую казну, и я распорядился, чтобы их выселили из дома. Однако посланным моим людям он оказал сопротивление, и даже ранил одного из них, в результате чего они были вынуждены защищаться…

- От престарелых родителей Бодрина? – перебил я. Глава совета сделал грустное выражение глаз.

- Я не знал, что родители тоже погибли. Видимо, имеет место превышение служебных полномочий. Я прикажу учинить расследование…

- Именно этим мы и занимаемся, - оборвал его Даронд. – Значит, ты утверждаешь, что люди ворвались к Бодрину по твоему указанию?

- Они не врывались, а вошли именем закона, - поправил глава.

- Все, что он говорит, - кивнул я Даронду в его сторону, - ложь от начала до конца.

- А ты, парень, лучше помолчи, или я обвиню тебя в оскорблении должностного лица и прикажу изгнать из города!

- Пойдем, - поднялся Даронд. – Почтенный Данвиль, пришли ко мне тех своих людей, кто участвовал в ночном налете. Я сам с ними поговорю.

Глава 6. Как Далия Миран получила подарок.

Далия перенесла сообщение о смерти Бодрина довольно спокойно, я бы даже сказал – равнодушно, если бы не заметил тут же подавленный всплеск чувств. С самого начала нашего знакомства я ощущал в ней какой-то тщательно скрываемый барьер, запрет в душе, она всегда играла немного не себя. Все это наигранное увлечение мишурой иногда прорывалось, и я слышал удивительно здравые суждения; но как будто раскаленная игла сидела в ее душе, заставляя делать из себя не то, что она есть на самом деле. Однажды я попытался пробраться за этот барьер, но тут же на меня накатил совершенно немыслимый страх, и я понял, что если перейду через порог, обратно могу не вылезти. Видимо, еще рано было мне соваться в такие места, и слишком многому предстояло научиться.

Однако кое-что приоткрылось мне за этим барьером, и Далия, как мне казалось, с той поры общалась со мной чуть свободнее, чем с другими. Отговорившись больной головой, она ушла к себе, и я понял, что ей действительно нужно побыть в одиночестве.

У Ойнала сидел один из его знакомых, пожилой степенный мужчина с седеющей головой и бородой.. После его освобождения гости нечасто бывали у Ойнала, за исключением приятелей Далии, может быть, полагая его не совсем настоящим Ойналом. Большинство знакомых видели его на арене, домыслили, что он теперь не от мира сего, а потому Ойнал стал как бы уже умершим, и общаться с ним мало кто отваживался.

- У молодых всегда так, - рассудительно заметил Ойнал. – Они слушают того, кто громче кричит.

- Да ведь что главное-то: нету сейчас у молодых никакого уважения к старшим! Вы, мол, войну проиграли, а вот друзья наши из Бросс Клагана нас вытянули из дыры, в которой мы оказались.

- Полно, Налим, когда это у молодежи было уважение к старшим? – возразил Ойнал.

- А вот когда мы сами себя уважали, тогда и молодежь хоть ерепенилась, а слушалась. А сейчас… Ты ему слово, он тебе два; а ведь и сам понимаешь, что – правду они говорят. Ничего толкового теперь в жизни нет, все встало с ног на голову. Это же смех: я, башмачник, вынужден покупать башмаки!

- Почему? – удивился я.

- Да потому, что самому сшить башмаки – разориться! Татаги из Бросс Клагана скупили пастбища и поля, и теперь лен и кожа за бесценок вывозятся в Нан-Линн, а здесь ничего не достанешь, разве что за большие деньги. А потом тамошние ремесленники шьют из нашей кожи и нашего льна башмаки и одежду и продают их обратно нам! Ну, не смешно ли? А мне приходится подрабатывать на одного из ихних татагов, чтобы не умереть с голоду. Кому больше платят? Охраннику у татага или мастеру своего дела? А охранником любой детина без единой мысли в голове быть может; и чего ради он будет надрываться, отцовское ремесло учить, ежели безо всяких усилий втрое больше отца заработает?

- А правда – чего ради? - спросил Ойнал.

- А ради семьи своей будущей! Или ты полагаешь, что охранником работать, косяки подпирать – этим свою старость обеспечить можно? Ранят его в какой драке, или просто болезнь подхватит – и все, и потерял охранник работу, а коли никакому ремеслу не обучен, ничего делать не умеет – так и загнется; и ладно, если один, а если семья будет?

- Прости, мне твоих забот не понять, - Ойнал прижал руку к груди, - я сам как-то закрутился в молодости при дворе, так без семьи и прожил, вот только на склоне лет о детях брата двоюродного приходится заботиться. И вот смотрю я на них, и не вижу, чтобы были они как-то испорчены, или меня не уважали, или учиться бы не желали.

- Ну, Алин еще мальчишка, а Далия – очень умная девушка; однако и она, смотрю, все чаще у татагов товар покупает, чем у своих! – покачал головой гость.

- Что ж поделать, если там и дешевле и лучше? - сказал Ойнал. - Ну, не повезло нам, не можем мы за ними в честном соперничестве угнаться.

- Это, извини меня, не честное соперничество: сперва отобрать все средства к существованию, а потом предложить состязаться, кто лучше работает, - обиженно возразил Налим. - Если я один, а за него тьма народу.

- Выходит, они первые догадались, что по одиночке выжить труднее, нежели всем сообща, - предположил Ойнал.

- Да не живут они все сообща! Просто сложилось так, что не коснулась их война, деньги лишние водятся, и выходит так, что рабом у них быть выгоднее, чем свободным у себя.

- А на что нужна свобода без денег? – пожал плечами Ойнал, и я вдруг уловил в них отзвук мыслей Далии, которые она порой высказывала.

Я усмехнулся:

- Деньги всего лишь заменяют свободу, а когда она у тебя есть, деньги уже не нужны. Только до свободы тоже надо дорасти.

- Ну, может быть, я не дорос, - развел руками Ойнал. – А все эти возмущения твои, Налим, связаны просто с тем, что не повезло лично тебе.

- И ты можешь сказать, кому повезло? - с обидою произнес Налим. - Тебе, что ли? Или вон Владе, подруге Далии? Да, ей повезло. Берут ее в домохозяйки в Бросс Клаган. Они дразнят нас какими-то несбыточными сказками, рассказывают про истинный рай, про то, как хорошо жить в их стране, лишь бы мы работали на них, да еще почти даром; рассказывают, какие замечательные у них товары, хотя они ничем не лучше наших, обещают решение всех наших проблем, вечную молодость, красоту, здоровье – только бы мы покупали их товары. Я достаточно пожил, чтобы отличать призрачное от истинного, но дети наши слишком легко ловятся на эти сказки.

- Если это сказки, они сами рано или поздно разберутся, и не надо им навязывать свое мнение, - заметил Ойнал.

- Лучше, чтобы им навязывали чье-то чужое, - язвительно согласился башмачник.

В дверь влетел Алин – младший брат Далии – и с порога закричал:

- Даронд берет приступом дом татагов!

Башмачник тут же собрался пойти посмотреть. Ойнал остался.

- Никого из них видеть не хочу. Даронд без вины приговорил меня к смертной казни, а татаги вывели на арену против тигра на потеху зевакам. Так что ни за тех, ни за других не переживаю. Поубивают друг друга – и ладно.

Где-то в душе я был полностью с ним согласен, а потому тоже остался. Однако то, что Даронд решился на открытую войну с теми, кто еще недавно был его союзником, говорило о многом. Налим был прав: мир очень быстро менялся.

В дверь постучали. Я поднялся было, но из своей комнаты вышла Далия, лицо у нее было грустным, но не заплаканным.

- Я открою, - остановила она меня.

Выйдя за дверь, она вскоре вернулась и протянула мне руку, дабы я мог полюбоваться на тонкое золотое кольцо, надетое на ее указательный палец.

- Посмотри, какое кольцо! Это Влада подарила перед отъездом.

- Красивое, - ответил я равнодушно. Узоры, протянувшиеся по грани кольца, действительно были хороши, но я не смотрел на них. Меня кольнула неприятная мысль, что Влада, добившаяся богатства ценой жизни одного из своих друзей (бывших?), теперь словно откупается, не желая, чтобы о ней осталась дурная память.

- Сама подарила? – не совсем поверил я, помня, в каком состоянии я оставил Владу.

- Нет, от нее пришел человек и передал. А какая разница?

- Они уехали уже?

- Наверное.

Видя, что я не разделяю ее восторги по поводу подарка, Далия вновь ушла к себе, а в оставленную ею незапертой дверь вошел уже виденный мною человек от Даронда. На сей раз он был один, без четырех стражников.

- Даронд просит Хладомира прийти к нему.

Третий хранитель ждал меня на площади возле дома Амира, старшего из татагов. Тут разворачивалось настоящее сражение, штурм по всем правилам. В отростках улиц, отходящих с площади, толпились любопытные, не рискующие выходить из-под прикрытия стен. Несколько тел лежало на открытом пространстве между домами, четыре из них были оттащены к противоположной стороне. В одном из этих четырех я с удивлением узнал Данвиля, главу совета города.

- Что с ними случилось? – я кивнул на тело Данвиля.

- Татаги взяли их в заложники и сказали, что, если я начну штурм, они их убьют. Я приказал начать штурм.

Даронд повернул ко мне лицо, и во взоре его было что-то безумное.

- Только что я получил донесение. Наш повелитель Артронд погиб в схватке с отрядом Бросс Клагана. Войско Бросс Клагана вторглось на нашу землю и захватило Фаревогр. Это означает войну, и я полагаю татагов врагами и намерен взять их в плен или уничтожить.

- Что же тебя останавливает теперь? - не понял я.

Даронд помолчал несколько мгновений.

- Можешь ты проделать тот фокус, какой выкинул на празднике? Мне надо, чтобы защитников покинула их сила, перейдя к моим людям. Без этого – мы уже почти час пытаемся ворваться, но те отбивают все атаки. Мы пытались поджечь дом, но пожар так быстро погас, что я подозреваю опять вмешательство мага.

Я не заблуждался насчет Даронда. Бесспорно, он не принадлежал к числу тех людей, кого бы я мог назвать своими друзьями. Но сейчас мы были союзниками: пришлые вырывали власть из его рук, и он не желал это терпеть.

- Я никогда не проделывал подобной передачи силы с несколькими людьми разом, - признался я. – Но попробовать можно.

- Попробуй, будь добр, - произнес он с неожиданной вежливостью, и я осознал вдруг, как сильно он нуждается сейчас в помощи.

Штурмовой отряд был выведен на боевую позицию. Вновь огненный ураган закружился перед моими глазами, соединяя невидимыми нитями тех, кто прятался в доме, и тех, кто стоял передо мной. Защитники отпрянули от окон; с боевыми кличами люди Даронда кинулись на приступ, когда вдруг, прямо сквозь оседающий дым, через ряды атакующих к Даронду прошел сутулый, щуплый на вид старик в длинном балахоне наподобие моего, только огненного цвета; и люди останавливались и падали перед ним, хоть в руках его не было никакого оружия, кроме искусно вырезанного посоха. Не знаю как, но я понял, что передо мною именно тот маг, принявший столь вызывающее имя Орбаг – “владыка будущего”. Сколько я ни вспоминал потом – я не мог восстановить в памяти его лица, только огненное сияние.

- Прекрати эту глупую бойню, - осуждающе покачал головой Орбаг. Голос у него был скрипучим и неровным. – Она не нужна никому.

- Один из них совершил убийство и ответит за это. Другие взяли заложников и убили их, и также будут отвечать перед судом Йострема, - заученно ответил Даронд.

- Заложников они взяли только из чувства самосохранения, надеясь, что здравый смысл в тебе возобладает, но, увы, ошиблись, так что вина в смерти этих людей полностью на тебе.

- Чья на ком вина, мы поговорим после победы. Сейчас я намерен разговаривать с врагами только языком оружия, - бросил Даронд высокомерно. Орбаг опечаленно покачал головой.

- Ты еще не знаешь самых последних новостей. Войско Бросс Клагана стоит в дневном переходе от вашей столицы, и правитель Аронд подписал с советом татагов мир, в котором согласился на все условия последнего. Так что будь добр, убери своих людей с этой площади и постарайся впредь не ссориться со своими гостями.

- Неужели ты еще не получил его? – притворно удивился маг. – Видимо, что-то задержало гонца. Но у меня свои способы доставки почты. Вот, прочти, и убедись, что это – собственная рука Аронда.

Прямо из рукава Орбаг извлек письмо, запечатанное печатью Первого хранителя престола Йострема. Даронд недоверчиво принял письмо, но даже не стал читать, сразу передав мне.

- Неужели я поверю в подлинность письма, полученного из рук мага?

- Ты слишком хорошо о нас думаешь, - огорчился Орбаг. – Мы не можем творить из ничего. Мы всего лишь используем то, что под рукой.

Даронд посмотрел на меня. Я с сожалением кивнул головой, подтверждая слова мага.

- Судя по всему, письмо действительно написано Арондом. Другое дело, в твердом ли сознании он его написал.

Даронд выхватил у меня письмо, быстро прочитал – и сразу словно обессилел.

- Хорошо, я сделаю так, как ты хочешь. Отбой! – приказал он.

Площадь опустела. Убедившись, что штурма не будет, зрители разошлись. Даронд отходил последним, точно прикрывал отступление своих людей. Я шел рядом с ним, поминутно оглядываясь – и всякий раз наталкивался на удовлетворенный взгляд Орбага, провожающий нас.

- Ты пришел, наконец-то, - встретил меня встревоженный Ойнал. – С Далией плохо.

- Что случилось?

- Как ты ушел, она все металась по дому, то порывалась куда-то бежать, то вдруг начинала плакать. Я насилу ее заставил лечь в постель. Мне кажется – у нее жар.

Полагая, что все это может быть просто реакцией на смерть Бодрина, усиленной напоминанием в виде кольца, я не очень насторожился, но все-таки согласился на уговоры Ойнала и прошел в спальню Далии.

Комнатка ее была небольшой, но уютной. Возле окна стоял стол с цветами, справа от него устроился тонкой работы книжный шкаф. По левую сторону у стены стояла кровать; по белому покрывалу разметались черные кудри Далии. Девушка лежала лицом вниз, почти целиком спрятавшись под одеяло, и жалобно постанывала. Так плаксиво стонут дети, когда уже не могут плакать громко; это было словно последний плач, затихающий и бессильный. Я подошел, взял ее за руку; она слабо попыталась отнять ее.

- Позволь посмотреть, - попросил я. – Что у тебя болит?

Вопрос мой был излишним: по всем признакам было ясно, что болит у нее спина, причем так болит, что при попытке моей прикоснуться к ее спине Далия с неожиданной силой отдернула руку и отпрянула от меня к стене.

- Извини, - произнес я успокаивающе. Не открывая глаз, Далия снова пододвинулась к нашему краю кровати.

- Я должен посмотреть, - снова извиняющимся голосом сказал я. Далия молча откинула одеяло и послушно подняла край рубашки.

На пояснице, между юбкой и рубашкой, там, куда указывала ее рука, на светлой коже проступили темные линии. В свете, падающем из окна, я различил узор, покрывающий этот рисунок: передо мной была татуировка, искусно выполненная по коже девушки. Наколка была старая, но до сих пор сохранила отчетливость: словно два крыла раскинулись влево и вправо от позвоночника, а в каждом крыле я различил по две головы дракона. Сейчас темный узор был воспален, кожа вокруг покраснела. При новой моей попытке прикоснуться к нему Далия вскрикнула и вдруг зарычала почти по-звериному. Я поспешно отвел руку.

На миг закрыв глаза, я увидел обратную картину: светлый узор вьется на темном фоне - и понял, что где-то уже видел его.

- Позволь, - я взял ее руку, на указательном пальце которой красовалось кольцо, полученное ею утром от Влады. Да, по ободку этого кольца вился тот же самый узор, только как бы поставленный на бок. А от татуировки на спине темными крапинками уходила нить вверх, а потом, пропадая на коже, впивалась вглубь, ища путь к сердцу.

- Можно мне подержать твое кольцо?

Далия слабо кивнула. Она успокоилась, больше не стонала, и дыхание стало более ровным. Только слабое неудовольствие промелькнуло на лице, когда я снял с ее пальца кольцо; но потом я смог прикоснуться к изображению на спине, и это уже не вызвало такой бурной реакции.

Передо мною было потрясающее творение, о котором я только слышал в школе. Это так называемый “запертый малый круг”. Хороший маг имел возможность отделить часть своего Круга Силы и замкнуть его в золотом кольце, в обруче, где этот малый круг продолжал бы вращаться. А дальше - если бы кольцо оставалось на пальце владельца, то, подпитываемое его силами, круг продолжал бы свое существование, просто радуя создателя, но, попав к кому-нибудь другому, очень быстро стало бы простой золотой побрякушкой. За одним исключением: если бы новый хозяин кольца не имел частицу силы его создателя. В этом случае, разбуженное “запертым кругом”, эта сила установила бы прямую связь между создателем кольца и ее носителем, и… кто его знает, что случилось бы потом?

Не знаю, когда и как получила Далия эту татуировку, но я твердо надеялся это выяснить. Совпадение узоров не могло быть случайным; тот, кто посылал подарок, хорошо знал, кому он предназначен. Миг поколебавшись, я надел кольцо сам.

На мизинец кольцо влезло - и я ощутил страх, тот самый, какой испытывал, когда пытался потревожить останки погибшего, какой навалился на меня, когда я попытался заглянуть в душу Далии, тот страх, который, казалось, приходит из самого Небытия, смотрит пустыми глазницами, и всегда – со спины. Хотелось оглянуться, но я знал, что позади никого нет, только – моя собственная тень.

Положив правую руку на изображение у Далии на спине, левую - с кольцом - я отставил от себя и пошел сознанием по черной нити вглубь, к сердцу девушки. И в какой-то миг уперся в стену.

Я бросился на стену со всей силой – и был отброшен назад. “Ах, ты!..” – выругавшись про себя, я снова кинулся в атаку – и снова был отброшен. Тогда я медленно подошел к ней, протянул руку – и она рухнула.

Далия вскрикнула. Кольцо на моем пальце сияло огнем; я понял, что если сейчас же не сниму его – лишусь пальца, но не успел: затрясшись мелкой дрожью, кольцо вдруг брызнуло в разные стороны осколками желтого металла.

Опухоль со спины медленно спадала, слегка искаженные линии узора вновь приобретали законченность и глубину. Я поймал себя на мысли, что даже любуюсь этим произведением искусства на девичьей спине. Далия, кажется, заметила мой взгляд и поспешно забралась под одеяло.

- Спасибо, - протянула она мне из-под одеяла руку.

Я осторожно пожал ее и медленно удалился, проследив, чтобы больная уснула. Чувствовал я себя так, словно сам выздоравливал после тяжелой болезни.

Потом мы долго сидели вместе с Ойналом в зале, за столом. Алин давно спал, Далия тоже спокойно уснула, перестав метаться. Ойнал пил вино, пытался споить и меня, забыв, что мага споить невозможно, и вспоминал, что знал сам о детстве Далии.

Ойнал усмехнулся:

В окна пробивался тусклый летний рассвет. Далия вышла из своей комнаты, закутанная в шаль.

- Вы все сидите? – спросила она, позевывая.

- Да, - Ойнал тяжело поднялся. – Это ты верно заметила, хватит всякую ерунду обсуждать, пора спать.

Глава 7. Как Далия Миран покинула Валахор.

Одинокий старец бродил по берегу моря, оплакивая доблестное прошлое, уходившее с ним… Кровавое солнце падало в просторы моря, перечеркивая еще один прожитый день, день, пронизанный несбывшейся надеждой – и скорбью по безвозвратно утраченному. Когда-то, в прошлой жизни, он был велик и могуч; когда-то, совсем не так давно, у него был сын, были друзья. Но дни уходили за днями, а он оставался один – и продолжал жить.

Разговорным языком в городе раньше был токомурский, а в деревне – севинский; сейчас же все чаще звучала речь сьорлингов, вернее, свирловская ее разновидность. Немного прошло времени с убийства Бодрина и “молниеносной войны” Бросс Клагана и Йострема, однако теперь уже татаги не церемонились, полагая себя победителями в покоренном городе.

Когда Далия возвращалась позже обычного, Ойнал то и дело начинал на нее ворчать.

- Да что такого? – не понимала она. – Все же так жили, и живут!

- Живут, потому что не понимают, - отвечал Ойнал. – Прав был Налим, изменились времена. Это вы все по старой памяти друг к дружке по ночам бегаете, разговоры ведете; раньше это ведь совсем почти безопасно было, а сейчас на улицу в потьмах выйти – себя не любить надо.

- Ну и лучше, конечно, умереть от скуки, - вызывающе произнесла Далия.

- От скуки еще никто не умирал, - назидательно отозвался Ойнал. – А что с Бодрином сделали, помнишь?

Далия закусила губу. Я тоже подивился нечуткости Ойнала: разве можно так часто напоминать о гибели друга? Но подобные приемы срабатывали: Далия начинала приходить домой раньше.

- Вот что, - сказал однажды Ойнал. – Подумал я, что никто не знает, что с ним случится. Проверил я переменчивость судьбы, знаю, что в любой миг может нас она подстерегать; словом, я хочу составить завещание на тебя, Далия, и на твоего брата.

Далия опять поморщилась. Говорить о делах она очень не любила – по крайней мере, когда сама того не хотела.

- Два раза молния в один дуб не бьет, - ответила она. – Раз уж ты один раз жив остался, значит, теперь до ста лет проживешь.

- Дуб я или нет, это тебе виднее, - хмыкнул Ойнал. – А вот пока маг рядом есть, чтобы волю мою заверить, я все и составлю. Небось, если Хладомир будет поручителем, ни одна живая душа оспорить мою волю не осмелится.

Просмотрев текст завещания, я был несколько удивлен: Ойнал действительно оказался богатым человеком. В тот момент мне показалось, что не просто так пал на него выбор Даронда, а позднее – татагов, решивших от Ойнала избавиться. Учитывая, что у него были дела со многими известными людьми в разных концах страны, его влияние могло быть немалым. Впрочем, сам Ойнал был довольно мирным человеком и, по-моему, не стал бы ввязываться в мятежи и заговоры просто из любви к тишине и покою. И, надо отметить, решение татагов выпустить Ойнала на арену против тигра немало способствовало успокоению Ойнала ( в молодости, как он сам признавался, жизнь у него была довольно бурной). Многие соратники Ойнала, его друзья и пайщики в итоге поспешили порвать с ним отношения, так что состояние его несколько уменьшилось.

- И даже вот что, - Ойнал вдруг резко порвал написанную бумагу. – Откажусь-ка я сразу от всего в вашу пользу. Надеюсь, на улицу вы меня не выкинете?

- Если будешь себя хорошо вести, - съехидничала Далия и убежала, даже не взглянув на то, что ей доставалось.

Вскоре после этого Далия вдруг заявила, что ей надо уехать.

- Одной? – ужаснулся Ойнал. – Не поедешь. Мне еще отец твой запретил тебя одну отпускать куда бы то ни было.

- Да не одну, а со всеми нашими, - отозвалась Далия.

- Все равно. Возьмите хоть мага в сопровождение.

- У нас едут только свои, - решительно отрезала Далия, и дядя не стал настаивать.

- Скажи хоть, где тебя искать, - попросил Ойнал.

- Говорят, нас везут на побережье, - сжалилась Далия. – После того как Бодрин погиб, а татаг сбежал в Бросс Клаган, с танцами у нас совсем туго, и вот вроде как у Эртрота есть знакомый в Лихоре, который бы занялся нашим обучением, но сначала хочет посмотреть, что мы умеем.

- Ох, уж эти девицы! – фыркнул Ойнал. – Одни танцы на уме.

- Если верить рассказам Далии, то не одни, а очень много, - возразил я. – Значит, искать вас в Лихоре?

- Да. Только, будь добр, не распугивай там всех своими штучками!

В дорогу Далия собиралась очень долго, насобирав огромный ворох вещей. Оценив свои потребности и возможности, она, наконец, сдалась и попросила меня проводить ее до дома Эртрота, откуда их должны были везти на повозках.

Даронд ждал меня в той же комнате, где принимал в первый раз, когда бросал обвинения в шпионаже. Стоял он, как всегда, с совершенно бесстрастным лицом, и понять, собирается ли он сейчас казнить или награждать, было невозможно.

- Я получил новое послание от Аронда, - произнес он. – Хотел бы посоветоваться с тобой относительно того, как к нему относиться.

Я взял свиток из рук Хранителя.

“Дабы наши друзья из Бросс Клагана чувствовали себя как дома и могли справлять ритуалы по своему обыкновению, следует выделить им место для строительства храма в честь своего божества”.

- Не думал, что у них есть какое-то свое божество, - удивился я. – Всегда считал, что три наших Творца едины для всех.

- Я уже говорил с Амиром, и он без тени смущения признался мне, что их божество зовут Орбаг.

- Вот как! – не удержался я. – Мы полагали, что маги лишь после смерти удостаиваются чести стать Творцами; а Орбаг, похоже, решил добиться этого при жизни.

- Меня мало занимает Орбаг, - пояснил Даронд. – Но храма в его честь я терпеть не намерен; тем более я не понимаю, с какой стати Аронд, Хранитель мудрости, просит за него.

- Не хочет ссориться с татагами. А они, видимо, преклоняются перед Орбагом.

- По-твоему, Аронд тоже попал под его влияние?

- Да нет, никто под его влияние не попадал. Просто Орбаг воспользовался недалекостью своих союзников, чтобы добиться того, что нужно ему.

- Как ты тогда объяснишь поведение Аронда? - нахмурился Даронд. - Его нельзя назвать человеком недалеким.

- Я бы мог предположить, что Аронд, как человек не военный, не разобрался в обстановке и, может быть, просто струсил; но, боюсь, тут дело в другом.

- В чем? – резко спросил Даронд.

- Все слишком хорошо складывается к тому, что Аронд решил поиграть в игру: “Я самый главный”. Сначала он избавился от Веронда, обвинив его в предательстве. Потом он пошел на сделку с татагами и с их помощью одолел тебя. А потом и законный правитель погиб, и теперь Аронд один – единственный наследник Йострема.

- Понимаешь ли ты, что говоришь? – резко спросил Даронд.

- Вполне понимаю.

- Ты понимаешь, что твои слова – это прямая измена?

- Я – не подданный Йострема, - напомнил я. – А прямая измена – это то, что делает Аронд, а не то, что об этом говорят.

На лице у Даронда было написано неподдельное страдание. Кажется, он до последнего момента искренне доверял Аронду, а слова мои вдруг заставили его пересмотреть свое отношение до самых корней. Однако я снова убедился, что Даронд вполне по заслугам является Хранителем престола, и решительности ему не занимать; жестокость же для него – не удовольствие сама по себе, а следствие некоторой ограниченности, в силу которой он не желал искать мягких способов достижения цели, предпочитая переть напролом, не считаясь с жертвами. Итак, Даронд нашел в себе силы признать мою правоту (разумеется, мне он об этом не сказал, но следующие слова его это подтвердили) и произнес:

- Итак, теперь единственным правителем, поддерживающим истинные интересы Йострема и его людей, остаюсь я. И считаю себя вправе поступать с теми, кто перешел на сторону татагов, как с врагами. А также использовать против них любые средства. У меня будет к тебе просьба: съезди и привези сюда дана Румата Хартага.

- Он еще жив? – поразился я.

- Он нашел убежище в общине Севинов, - ответил Даронд. Я с удивлением переспросил:

- Неужто мои сородичи согласились принять беглеца?

Тот усмехнулся:

- Вряд ли это твои сородичи. Севинами они назвались для звучности: если в вашем языке это имя означает “земледелец”, то у сьорлингов – “истинный взгляд”, то есть, их у нас называют еще “прозревшими”. Они начисто отрицают всякую связь с торговцами из Бросс Клагана и живут только за счет труда собственных рук. А дан Атран еще не решился портить с ними отношения из-за своего дядюшки. Это на южном побережье Валахора; поберегись в дороге Орбага – ему, насколько я знаю, своих отношений ни с кем поддерживать не нужно.

- По-моему, ты слишком рано собираешься пустить в ход это оружие, дана Румата, - предположил я.

- Кто тебе сказал, что я собираюсь пускать его в ход? – возразил Даронд. – Следи, чтобы о твоем назначении никто не узнал, иначе ты можешь не застать Румата в живых. Я постараюсь встретить вас на подходах к городу, но если разминемся - не вези его ни к Ойналу, ни ко мне, ни, разумеется, в ратушу. Оставь его где-нибудь в деревне и оттуда пошли ко мне вестника.

Удар рванул, когда я подходил к дому Ойнала. Дома покачнулись и затряслись; у многих вылетели окна. Я кинулся бежать – и увидел груду битого камня, оставшегося на месте дома Ойнала. Хозяин дома был погребен под ней. Рухнула аккуратно та часть, где жил Ойнал, просто сложившись внутрь; соседскую половину даже не затронуло.

Рядом с тем, что было когда-то входной дверью, стоял Алин.

- Это не я, - испуганно посмотрел он на меня.

- Верю, - невесело усмехнулся я и принялся растаскивать камни.

Сперва попрятавшиеся в испуге, горожане стали собираться вокруг и вскоре многие взялись мне помогать. Ойнала мы нашли ближе к вечеру. Тело его успело остыть; в нем не осталось ни единой целой кости. Под обломками не уцелело ничего, ни единой вещи, которую можно было бы передать Далии в память об Ойнале. Бесследно пропало и завещание. Всего на месяц продлилась для Ойнала жизнь, всего на месяц сумел я отодвинуть его судьбу.

Такое было впечатление, что удар предназначался именно Ойналу, словно это – кара за то, что он в первый раз ускользнул из лап смерти. Для меня и Даронда это было предупреждение. Или – снова посетило меня мучительное сомнение – если бы я был дома, этого бы не случилось?

- Пойдем искать твою сестру, - объявил я Алину.

Ночевать в городе нам все равно было негде (никто своей помощи в этом не предложил), и мы выбрались из городских стен и отправились мимо Серой горы на юг, в сторону моря. Погода стояла самая летняя, и, если не считать множества комаров, то лучшего времени для ночлега в поле было трудно придумать. Алин оказался на редкость выносливым парнишкой: он шагал день за днем, ничуть от меня не отставая.

На исходе недели нашего путешествия – можно было подумать, что Алин всю жизнь мечтал отправиться в подобный пеший поход, с таким удовольствием он принимал все его тяготы – мы ощутили приближение моря. Оно внезапно дохнуло нам в лицо соленым ветром и далекими криками чаек.

Мы остановились на ночлег, и Алин, вымотавшийся за день, тут же уснул, забравшись в свежий стог сена. Я некоторое время сидел, разглядывая огромные звезды на черном южном небе, - а потом различил словно бы зарево пожара, затмевающее самые низкие из звезд. Я поднялся. Запаха дыма не было, а вместо него я уловил странную музыку, напоминающую частые удары десятков барабанов. Она доносилась со стороны невысоких холмов, видневшихся на востоке.

Глянув на Алина – тот спокойно спал, свернувшись калачиком, - я поспешил на свет. Музыка неслась из-за леса, раскинувшегося у подножия холмов; и когда я пробрался через лес, то увидел примерно то, что и ожидал увидеть.

По всему краю большой поляны горели костры. От них исходил тонкий аромат благовоний, почти неощутимый, действующий словно бы прямо на душу. На поляне сидели и ритмично покачивались в такт музыке десятки юношей и девушек – исключительно молодежь, почему-то. В середине поляны меж сидящими двигались, извиваясь в танце, “ведущие действо”; среди них я узнал Далию. И время от времени, подчиняясь неслышному приказу, сидящие вскакивали, музыка убыстрялась – тогда все находящиеся на поляне начинали трястись в некоем подобии танца.

Если прочие находились словно бы в трансе, то у Далии на лице было написано некоторое недовольство, то самое кислое выражение, с которым я успел хорошо познакомиться; казалось, она совсем не рада тому, куда попала. Вдруг сквозь музыку - если это можно назвать музыкой - стали пробиваться слова, произносимые низким голосом, вернее, одно слово: “Ор-баг!”

Такие приемы я хорошо знал. Это одна из низших ступеней магии, доступная почти каждому – как ввести в транс толпу. На миг подчинившись ритму танца, я дождался, пока сидящие вновь не вольются в хоровод, загородив Далию и других “ведущих”, и начал пробиваться к ней, стараясь двигаться в такт музыки.

- Это снова ты? – недовольно узнала она меня.

- Твой дядя погиб. Дом разрушен.

- А Алин? – спросила она. За этот вопрос я полностью простил ей все ее корыстные устремления, которыми она добивала меня раньше.

- Ждет нас неподалеку.

- Но я же не могу так просто уйти!

- А что тебя держит?

- Ну… Ой, потом.

Я упал на колени рядом с другими, и ее словно рвануло в пляс. Они вышли в середину круга и изобразили очередной танец. Надо отметить, справедливости ради, что танцевать они умели. Прочие смотрели на них с завистью.

- Пойдем, - кивнула она, вернувшись.

Внимания на нас никто не обращал, каждый был занят… Собой? Или чем-то вне себя? Я уже не мог этого решить. Выбравшись из круга, мы бегом пробежали через лес и вскоре были возле Алина, мирно спавшего в стогу.

- И что мы теперь будем делать? – спросила Далия, выслушав мой рассказ о гибели Ойнала и его дома с некоторым недоверием.

- У меня есть поручение от Даронда, - ответил я. – Выполним его – надо думать, можем рассчитывать на его благодарность.

Позже, размышляя о том, что я видел в лесу, я пришел к выводу, что это – обычное явление, свойственное почти для любого народа. Я назвал бы его “антимиром” – уходом из этого мира в подобное забытье танца или иного вида опьянения. И, быть может, каждый молодой человек должен пройти через подобный выбор, дабы потом идти с открытыми глазами. Опасность только в том, что выбрать он может совсем не то; да и те, кто предоставляют ему право выбирать (я имею в виду тех, кто создает подобные “миры забытья”), думают при этом отнюдь не о его благе, а преследуют свои, редко благородные, цели.

- Опять куда-то идти? – возмутилась Далия. – Я так больше не могу.

- Уже недалеко, - попытался я ее уговорить, но она решительно остановилась и не желала более сделать ни шагу.

- Мы бросили все мои вещи. Я осталась без дома, без родных, без… - от жалости к себе она готова была расплакаться. Я попытался ее утешить, но она резко отстранилась и с выпяченной губой отвернулась.

- Ну, ладно. Оставайтесь здесь, - согласился я. – Я скоро вернусь.

Община севинов располагалась на самом берегу моря, возле большого залива, вклинивающегося в берег возле гор. Не знаю, как там считал Даронд, откуда происходит их название, но от вида их деревни на меня потянуло чем-то таким родным, что на глаза навернулись слезы.

А дан Румат бродил по берегу, погруженный в свои думы, и не замечал ничего, что творится вокруг. Узнать этого почтенного старца не составляло труда; я спрыгнул с невысокого обрыва и по скрипящему галечнику подошел к нему.

- Приветствую дана Румата Хартага, - поклонился я.

- Здравствуй, - отвечал он, глядя как бы сквозь меня.

- Даронд, Третий хранитель престола Йострема, просит тебя оказать ему честь и приехать к нему.

На миг глаза Румата вспыхнули, но тут же погасли вновь, и он покачал головой:

- Нет, друг мой. Прошлого не воротишь, о нем можно только горевать, но не стоит пытаться его вернуть. Больше я не участвую в играх этого мира.

Ощутив, что более разговаривать не о чем, я собрался уйти и сделал уже несколько шагов, но вдруг, остановившись, произнес:

- Сын твой, дан Вогуром, шлет тебе свой привет.

- Ты слышал о нем? – Румат шагнул ко мне, внезапно оживившись.

- Я видел его, хотя и довольно давно. Сейчас, по слухам, он пребывает на службе у Дивианы.

- Благодарю тебя, - старый правитель вновь овладел собой. – Я давно уже не получал от него вестей. Надеюсь, у него все хорошо.

- Так ты не поедешь со мной?

- Зачем? Думаешь, я не знаю, для чего я нужен Даронду? Но Даронд слишком неопытен в интригах, чтобы выиграть у Аронда. Значит, ни к чему, кроме новой крови, эта игра не приведет.

Я вновь поклонился, понимая, что не стану уговаривать его.

- Посмотри, - он взял меня за руку. – Что там чернеется у горизонта?

Взглянув, я едва удержался от крика. К нам стремительно приближались три камагарских корабля. Что их занесло сюда, можно было лишь догадываться; но двигались они столь быстро, что ответ на этот вопрос мы должны были получить очень скоро.

- Это корабли Камангара, - произнес я.

На миг взгляд Румата полыхнул ненавистью.

- Он нашел меня и здесь. Что же! Он оставил мне право умереть в бою.

Только сейчас я заметил, что у пояса Румата висит меч, почти скрытый складками одежды; и Румат очень решительно схватился за него.

- Уходи, - произнес он мне. – Тебе незачем гибнуть в чужих распрях.

Я пожал плечами:

- Полагаю, что сумею эту распрю остановить.

Корабли замерли в нескольких саженях от берега, и с них в воду попрыгали воины. Впереди шел Орлав.

- Не приближайся! – крикнул ему Румат, потрясая мечом. Орлав почтительно остановился у кромки воды.

- Мы не собираемся чинить тебе зла. Наш повелитель, Оттар, просит тебя принять его гостеприимство и забыть ваши старые распри!

- Он отказал нам, когда мы были одинокие и нуждающиеся, - сердито отвечал Румат. – Сейчас мы не нуждаемся в его помощи!

- Добрый день, Орлав, - я вышел между ними. Камангарец удивленно поднял брови.

- И ты здесь, маг? Ну, ты-то не откажешься вернуться к повелителю?

- Дело в том, что я не один, - признался я. – А вот захотят ли мои спутники следовать за тобой – надо спросить у них.

- Так спроси!

- Как можно считать этого почтенного старика злейшим врагом? – возразил Орлав. – Наш повелитель достаточно мудр, чтобы не помнить мелких обид. Он просит дана Румата воспользоваться его гостеприимством, дабы уберечь от опасности, подстерегающей его здесь.

Орлав вновь двинулся к Румату. Тот отступил еще на несколько шагов – и вдруг упал навзничь. Из спины у него торчала стрела.

- К бою! – мигом скомандовал Орлав. – В укрытие, за камни! Лучники, вперед!

Я подбежал к старику. Тот был мертв. Он погиб, как и хотел – с мечом в руке.

Скалы вокруг были пустынны. Орлав отправил нескольких человек на разведку, но те никого не нашли.

Передо мной был сложный выбор. Вернуться к Даронду с поражением было нелегко; однако надлежало поставить его в известность о случившемся. Впрочем, это можно было сделать и с помощью севинов. Более того, раз на Румата охотились, то и возвращаться в город мне было бы опасно…

Пронзенный внезапным страхом, я бросился туда, где оставил Далию с братом. К счастью, тут все было спокойно: они так и сидели на том месте, где я их оставил.

- Пойдемте, - позвал я их. – Нас там ждут.

На сей раз Далия не ворчала.

Камангарцы стояли вокруг тела дана Румата.

- Насчет тебя я не получал никаких указаний, - сообщил мне Орлав. – Но вот насчет дана Румата указания очень точные.

Орлав взял меня за руку и отвел в сторону от воинов.

- Я не вполне понимаю замыслов Оттара, но, по-видимому, он предвидел подобный исход. Он сказал мне: “Если удастся, уговорите Румата приехать ко мне. Но если вы не застанете дана Румата в живых, добейтесь, чтобы вам выдали его тело, и отвезите его на родину, дабы прах был предан родной земле”. И на этот случай Оттар передал со мной послание для дана Атрана. Итак, - Орлав посмотрел на меня. – Ты едешь с нами?

- Если вы идете в Бросс Клаган – да.

- Прекрасно. Оповести своих спутников, дабы забирались на борт.